И он увидел своего врага, эти могучие бесконечные ряды солдат с современным оружием и техникой, против которой бессильны любая храбрость и любые слова. И он почувствовал, что его охватывает холод, как если бы на него надвигалась великая глыба льда. Он подумал обо всем, кроме самого важного, он задумал дело, но КАК ЕГО ДЕЛАТЬ – это в голову ему не пришло.
И он увидел своих людей, эту Когорту Энтузиастов, в которой не было ничего от стройности настоящей когорты, и чей энтузиазм питался лишь уверенностью в том, что ничего плохого с ней не случится. Жалость охватила Глефода, он взглянул на их лица, некрасивые и неправильные, на костюмы, аляповатые и смешные. В бой шли одни дураки, потому что никто больше не идет в бой за любовью и точкой опоры, никто не ищет себя в месте, предназначенном для того, чтобы себя потерять.
Цветные лохмотья против униформы, мечи и копья против лазерных ружей, и крейсеров, и танков, и смерти, и логики, и всего, что только может быть.
Ложь против правды, а еще....
Яркое пятно перед лицом надвигающейся серой стены. Она раздавит его, это несомненно.
И Глефод покачнулся.
— Вот что, друзья, – сказал он. – Только что мне в голову пришла одна мысль.
-- Какая? – воззрились на капитана двести тридцать две пары глаз.
– Для меня она очень неожиданная, – продолжил капитан, – да и вас, думаю, тоже обескуражит. Я понял вдруг, что мы не cможем победить. Это невозможно.
– П-почему? – воскликнул Най Аксхильд. – Мы же через столько п-п-п… Мы же столько всего сд-д-д… Д-да как же так, Глефод? Это п-потому, что нас – д-двести тридцать д-два, а их – в-в-вон сколько?
– Нет, дело не в количестве, – сказал Глефод. – Не помешало же оно воинам из легенды. Дело в том, что мы – не они. Мы недостойны победы. Я – недостоин. Если бы здесь стоял подлинный сын моего отца, усвоивший все его уроки – разве он испугался бы? А я боюсь – боюсь поражения, боюсь смерти. Хотя этого не видно, у меня трясутся поджилки, и по спине бежит пот. Я все это время врал себе, что могу стать великим человеком. И вы, вы тоже… Кто-нибудь скажет правду? Кто-нибудь скажет уже, что я привел вас на верную гибель? Что я только что упустил наш единственный – нет, наши единственные шансы на победу?
– Аарван, – сказал Хосе Варапанг. – Ты просто устал. Забудь про бумажку, забудь про Щит. Сейчас мы одолеем врага, отдохнем, и это пройдет.
– Да, Аарван, – сказал Теодор Боллинген. – Может быть, ты и усомнился, но мы-то сильны по-прежнему. У нас есть и отвага, и решимость, и связь с прошлым, и все остальное, о чем ты говорил. Все будет, как в твоей легенде, не волнуйся.
