232 | страница 96



Как и в начале, вообразим себе картину: ровная полоска горизонта, превосходно видимая сквозь холодный и чистый пузырь ветра — вот она слегка дрожит, разбухает облачками пыли, и в поле зрения заползает враг, словно сама земля повернулась и вынесла его вперед своим движением. Он заполняет горизонт повсюду, куда ни кинь взгляд, и хотя кажется, что Освободительная армия не подходит ближе, ощущение противостояния нарастает с каждой минутой. Еще не столкнулись люди с людьми, но миры, старый и новый, уже нащупывали горло друг друга. Это была неравная борьба, но другой в схватке прошлого с будущим и не бывает.

Это была неравная борьба, потому что Глефод не имел в своем распоряжении ничего, кроме слов, да и эту силу он по большей части придумал. Словами был договор о капитуляции, записанный на чистой бумаге и хранящийся в грязном файле, словами были заверения Дромандуса Дромандуса о могуществе неодолимого Щита.

И вся эта история — она тоже всего лишь слова, и возможны они стали только потому, что Освободительная армия ничего не знала о Когорте, а Когорта ничего не знала об Освободительной армии, а то, что узнала — не захотела знать. Слова не имели значения, поскольку все самое важное происходило за их пределами. Две армии из плоти и крови встали друг напротив друга, и прошлое приветствовало будущее, и старый мир салютовал новому, уходя в ничто.

Он говорил, этот старый мир: «Я жил, я был счастлив и совершал ошибки, у меня были причины для того и другого. Теперь пришло твое время. Ты молод и силен. Ты лучше меня во всем. Прости меня: я старался не допустить, чтобы ты вырос — хотя и знал, что рано или поздно это произойдет. Надеюсь, ты сможешь меня понять, ведь твоя жизнь означает мою смерть, а все мы хотим жить, неважно, насколько целесообразно это желание. Теперь я знаю, что время мое подошло к концу, и пришло время прощаться. Мы не можем любить друг друга, но нам под силу отдать дань уважения. Ты выслал мне навстречу лучшие свои силы, а я выслал свои. Взгляни на них: это слепок с эпох, это концентрат моего времени, здесь и сейчас я отдаю тебе свои сердце и душу. Они смешны и нелепы, потому что и я был смешон и нелеп. Я знаю, сперва ты отвергнешь их, этого потребует твоя гордость, твое желание выглядеть первым там, где многие прошли до тебя. Ты назовешь их трусами и ничтожествами, безумцами и дураками. Ты постараешься забыть их, как глупый и бестолковый сон. И все же они будут с тобой, готовые прийти на помощь, когда твоя точка опоры поколеблется, когда тебе потребуются нелепые и смешные люди, так хорошо складывающие слова. Вот и все, я сказал что хотел, пусть они сами довершат свою историю, пусть мир ускользнет у них из рук, потому что их время устало и может лишь отдавать то, что скопило до осени».