По сути, Александр I повторил то, что сделал, вступая на престол, Павел.
Сокороновав прах Петра III с прахом Екатерины II и захоронив их в один день, Павел как бы вычеркнул правление матери, установив свое прямое наследование Петру III. Но ведь то же самое делает и Александр. Подчеркивая, что его правление будет продолжением правления Екатерины, он как бы вычеркивает правление Павла.
Вот такой странной и зловещей игрой с мертвецами обернулась новая конституционная попытка в России.
Забегая вперед, скажем, что сами участники переворота вполне серьезно относились к установленной ими «конституции». Заговорщики открыто хвастали своей заговорщицкой удалью, и в соответствии с закрепленным в «конституции» бабкиным обычаем награждать цареубийц требовали, чтобы и император Александр достойно вознаградил их.
«Русские защитники самовластия… – остроумно заметил по этому поводу А. С. Пушкин, – принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: „En Russie Ie gouvernement est un despotisme mitige par la strangulatijn“[13].
Ну а тогда ночью в Михайловском замке, решив вопрос с конституцией, император Александр вышел к войскам гвардии… Как и положено, в первую очередь Пален представил нового императора Преображенскому полку.
– Да здравствует император Александр! – воскликнул генерал Талызин.
В ответ было гробовое молчание.
Слух о том, что происходило в покоях императора, распространился среди солдат, и приветствовать, подобно офицерам, криками «ура!» свержение с трона помазанника Божия солдаты не могли.
Император перешел к Семеновскому полку, тут думали, что император умер своей смертью, тут прокричали «ура!». Другие полки последовали примеру семеновцев, но преображенцы по-прежнему безмолвствовали.
Новый император сел в сани и умчался в Зимний дворец. Войска выстроились в колонны и двинулись на Дворцовую площадь. Преображенцы снялись от Михайловского замка, только когда солдатам показали труп императора Павла.
Лицо Павла, чтобы менее заметными стали следы удушения, было набелено и нарумянено. Чтобы прикрыть красную полосу вокруг шеи, повязали широкий галстук, на лицо, чтобы закрыть пролом на виске, надвинули шляпу… Император лежал на парадной кровати в мундире, в галстуке и в шляпе, словно куда-то шел или уже стоял перед кем-то с докладом. Страшным было его лицо.
А Александр, прибыв в Зимний дворец, продолжал плакать о невосполнимой потере. Впрочем, и в горе своем он не забывал о деле.
