Явился и командир дивизии, скорее молодой в сравнении с полковником мужик, стройный и стремительный, тогда как полковник — герой войны был задумчив и недвижим, как замшелый камень гор. Про полковника мне рассказали, что его молчаливость объясняется тем, что в том бою, где его ранили в челюсть, убили его брата и ему доктора поставили челюсть убитого брата. Челюсть не совсем прижилась, поэтому он редко и натужно говорит.
Ну не знаю, так мне рассказали. К коньяку подали нам кофе.
В коридорах пахнет бедным солдатским супом, стены выкрашены бледнозелёным — как учили их в Советской армии, так они и продолжают. Я в казармах на своём месте, мне в казармах хорошо, я же всё детство при штабе дивизии жил.
У Каро в полку, по-моему, и доска почёта в коридоре мной замечена. На двух военных «Ладах» поехали вверх на линию соприкосновения.
Так как апрель, то природа уже полупроснулась. Трава есть, появились новые листья на половине деревьев. Ехать до линии соприкосновения несколько часов, все часа четыре.
Я, когда ещё в полк к Каро ехали, забыл упомянуть: нас солдаты с флажками свернули на Агдам, мёртвый город, город призраков, одни остовы каменных зданий, как корешки зубов. Проехали через город призраков, в Харькове портвейн «Агдам» продавали.
Новая зелень, а у бойцов новые автоматы АК-102. Дорогу к прежней заставе, что глядит сверху на Гюлистан, расширяют экскаваторы. Видимо, ждут наступления. Землю сгребают к краю пропасти, смотрящей на Гюлистан. Там, внизу, в Гюлистане, занятом Азербайджаном, в октябре 1813 года был подписан Гюлистанский договор, по которому Персия отдала России в вечное пользование семь, что ли, ханств, в том числе и Бакинское, и Карабахское. Пахнет землёй. Экскаваторы огромные гудят… Мы в наших беленьких «Ладах» как Давиды промеж Голиафов.
На заставе в окопах липкая грязь. Хотя там положены плетёные мостки в окопах, грязь их постоянно захлёстывает; возвращаясь из окопов, мы были на несколько пудов тяжелее. Нам говорят: «Вы не высовывайтесь!» — а я нарочно высовывался, чтоб пуля меня сразила, ан нет, не хочет. И когда молодой был, не брала, а вокруг люди падали, в Боснии, например, сражённые.
Как мы попали на линию соприкосновения? А в Степанакерте за сутки до этого открывали храм. Как полагается у армян, винно-коричневого цвета. И туда президент приехал. Увидел меня и ко мне рванул, ладонь вперёд. Мы же знакомы, я у него в 2018-м был. И мы тогда душевно поговорили. Я ему тогда посочувствовал. «Что, как дела, чем могу помочь?!» — президент мне. А я говорю: вот ваши на линию соприкосновения не пускают. Президент с лёгкостью всё и сделал. На следующий день и поехали, через Агдам, с военными. Президент сказал — президент сделал.
