«Когда мир был на пять веков моложе, все жизненные происшествия облекались в формы, очерченные куда более резко, чем в наше время. Страдание и радость, злосчастье и удача различались гораздо более ощутимо; человеческие переживания сохраняли ту степень полноты и непосредственности, с которыми и поныне воспринимает горе и радость душа ребенка… Как правило, нам трудно представить чрезвычайную душевную возбудимость человека Средневековья, его безудержность и необузданность… Издевательская безжалостность по отношению к обездоленным и калекам соседствует с трогательной сердечностью к убогим, больным, безумным, которое, наряду с жестокостью, так хорошо знакомо нам по русской литературе. Удовольствие, которое люди испытывают при виде казни, по крайней мере, понятно и не в малой степени даже оправдано их стремлением к удовлетворению чувства справедливости… Этот дух, пылкий и грубый, твердый и одновременно слезообильный, постоянно колеблющийся между мрачным отвержением мира – и наслаждением его пестротой и красотами, не мог бы существовать вне системы жизненного уклада, обусловленного строжайшими формами».
Яростную атмосферу Средневековья умиротворяло христианское созерцательное отношение к жизни. В Средние
«события в жизни становились неким прекрасным спектаклем, где при искусственном освещении разыгрывались патетические сцены страдания или счастья».
Эта театральная атмосфера была насыщена символами. Символ служил сократительным знаком как для рационального, так и для чувственного восприятия. При этом чувственная составляющая обеспечивала высокую проникающую способность символа. Проникая в сознание, символ подключал его ко всей структуре символических связей и отношений. Встроенные в символ, рациональные интерпретации вещей и явлений входят в сознание естественно, как это происходит со всяким чувственным восприятием.
Средневековый символизм выявил высокую притягательную способность любовного соблазна. Любовный соблазн сам по себе во все времена осуществляется по большей части естественно, интуитивно, инстинктивно, и это указывает на его глубинные корни. Наши планеты притягиваются к Солнцу по «закону природы», наши тела притягивают нас друг к другу по законам секса, наши желания формируются по законам соблазна. Смесь чувственного и рационального делает соблазн приворотным зельем, «любовным напитком». Символ этот, повторенный многократно, фиксирует средневековая легенда о Тристане и Изольде. Легенда эта восхитительна. Вот она.
