Мы обменялись парой слов; казалось, от них невозможно избавиться, Хинда Рохел была так рада нас видеть, а не хотели бы мы выпить с ними чего-нибудь? Нет? А может, позже? Или завтра? С Довидом? А, он в Манчестере? Хинда Рохел и Лев переглянулись. Может, на следующий Шаббат? Мы им позвоним, да, позвоним, мы же пообещали. Точнее, я пообещала. Эсти определенно была односложной. А куда мы сейчас идем? За кофе? Ну, тогда им не стоит нас задерживать. Они обменялись взглядами еще раз. Улыбнулись. Они пошли в сторону, вышли из-под ручья света, оставив меня и Эсти снова стоять под фонарем в тишине. Я сказала:
— Эсти, давай забудем, что это случилось. Это все прогулка, лунный свет, э-э, отсутствие лунного света. Пошли попьем кофе.
Но спасать ситуацию было слишком поздно. Она начала пятиться от меня, сначала медленно, а потом повернулась и побежала. Она споткнулась на горке, возвращаясь домой. Может, пойти за ней? Я развернулась и пошла в сторону Голдерс Грин.
Д-р Файнголд сказала бы, что только ты сам можешь освободить себя. Что все мы — властелины своих судеб, и что никто кроме себя самого тебе не поможет. Она бы откинулась назад на своем белом кресле и сказала: «Ронит, из-за чего ты думаешь, что можешь разрешить эту ситуацию? С чего ты взяла, что это твоя ответственность?» И с одной стороны, она права. Нельзя починить чужую жизнь. Но если ты видишь, как кто-то борется с тяжелой ношей, разве можно пройти мимо и не помочь?
Я снова думала о жизни Эсти. И я думала о том, что знаю; это не так уж много, но все же что-то. Я думала о Боге. Я давненько о нем не думала, но сейчас вспомнила Его голос. Удивительно: услышав его, он продолжает звучать в твоем ухе с необъяснимой уверенностью, где бы ты ни был.
Я маршировала по Голдерс Грин, проходя мимо рядом еврейских магазинов. Ох уж этот маленький мирок, который построил здесь мой народ. Кошерные мясные лавки хмурились мне, спрашивая, почему я не попробовала их нарезанную печень, всего за 2,25 фунта стерлингов. Кадровое агентство широко улыбалось, приглашая меня подать заявку на работу в соблюдающей Шаббат компании — зимой по пятницам полдня. Салон Мойше приподнял бровь, увидев мою прическу, и поинтересовался, не хотела бы я что-то как у всех.
Я думала о том, как ужасно жестоко вера в Бога обошлась с этими людьми. Она покоробила и искривила их так, что они больше не признают свои желания, не говоря уже о том, чтобы учиться исполнять их.
