— Мне кажется, я еще раньше тебя знала, что ты уедешь. Когда тебя отправили в Америку, я думала, что ты не вернешься. И ты ведь не вернулась.
Надо было оставить все как есть и не спорить.
— Я возвращалась, Эсти. Несколько раз, когда в колледже были каникулы.
Она снова улыбнулась — мрачной полуулыбкой.
— Ты вернулась, чтобы сказать мне, что снова уезжаешь. Ты что, не помнишь? Ты сказала мне о своем плане.
Я не помнила.
— Ты сказала, что получила работу в банке. После твоего первого года в Стерн. Мы тогда сидели на твоей кровати. Мы глядели в потолок и держались за руки. И ты сказала: «Я нашла работу».
— А что сказала ты?
— Я спросила, какую. И уже тогда, до того, как мы начали обсуждать детали, квартиры и паспорта, я знала, что ты никогда не вернешься.
Наверное, это я помню, совсем чуть-чуть. Кажется, только ощущение ее руки в своей.
Какова правда? Как теперь достучаться до того человека, которым я была, и задать этот вопрос? Если бы были сказаны эти, эти и эти слова, осталась бы я? Иногда мне кажется, что она ничего для меня не значила, совсем ничего, что я отмахнулась от нее и никогда не смотрела в прошлое. Но наши чувства к кому-то сложнее, чем мы думаем. Иногда мне кажется, что если бы она попросила меня, хоть раз, остаться… Я бы осталась навсегда. Все эти раввины учат нас, что у каждого внутри целый мир. Может, есть две правды. И то, что она не была для меня важна, и то, что я бы осталась, попроси она меня. Но она никогда не просила. И мне пришлось уехать.
Я спросила:
— Эсти, почему ты вышла за него замуж?
И она ответила:
— Ты уехала.
— Я уехала, и что, ты запрыгнула на первого попавшегося парня?
Она нервно провела рукой по лбу.
— Это не… Я не… Ты знаешь, что мы с Довидом не…
Ее голос оборвался. Я подумала: сейчас, прямо сейчас. Вот он, как оказалось, тот момент, ради которого я приехала в Лондон. Я спросила:
— Эсти, тебе же нравятся девушки, правда?
Она кивнула.
— И тебе не нравятся мужчины, так ведь?
Она потрясла головой.
— И ты замужем за мужчиной, не так ли?
Она снова кивнула.
Я широко развела руками.
— Ну, Эсти, тебе не кажется, что в этой картинке что-то не так?
Она вздохнула. Я подождала. Ее кожа была белее обычного и сложилась в маленькие морщинки под глазами и возле уголков губ. Наконец она сказала:
— Помнишь историю про новолуние? Историю Давида и Йонатана?
Я кивнула.
— Помнишь, как Давид любил Йонатана? Он любил его «любовью, превосходящей любовь к женщинам». Помнишь?
— Да, помню. Давид любил Йонатана. Йонатан умер в битве. Давид был несчастен. Конец.
