— Этого года уже, — горделиво приговаривала бабушка, обтирая банку фартуком.
Вчера остался у родителей, чтобы потренироваться с сырниками под чутким маминым приглядом. Вроде получилось, она хвалила: “Ум отъешь”. Решил еще купить пирожные “Картошка” в кондитерской на правом берегу: мало ли, сырники развалятся. Он все распланировал. Елочные игрушки, гирлянду, свечи, ванильный сахар, шампанское, даже скатерть бумажную купил. Сунулся по Настиным шкафам — ничего не нашел на стол, пришлось покупать. Сейчас, примчавшись до ее прихода, спрятал всё на лоджии в шкафу со всяким хламом. А тут Серый с елкой, как и договаривались.
— В темноте пришлось рубить, чтоб без вопросов. А как понять, хорошая, нет, в темноте-то? Но ведь хорошая, да? — поглаживал он веревки. — Пушистая, зараза! Повезло еще, что снега нет, так бы увяз.
Он возбужденно рассказывал обо всем, что выпало на их с елкой долю, матерился. Егор рассеянно благодарил, жал ему руку. Вот куда ее до утра? Забыл он про елку.
Соседка напротив его ненавидела. Но выхода у Егора не было: он звонил в другие двери, но тихо за ними — видимо, еще с работы люди едут. Не бежать же по этажам — он там вообще никого не знает: какой-то лох с елкой, пока объяснишь — целое дело, а Настя вот-вот уже. Он шагнул к двери напротив.
Минуты две рассматривал деревянные рейки, покрытые лаком, замки, врезанные кое-как, вокруг нижнего — свежие заусеницы. Где-то наверху хлопнула дверь — кто-то невидимый и свободный откашлялся. Чиркнула спичка. Егор выдохнул и нажал кнопку звонка.
Из квартиры вывалился запах вареной капусты и валокордина. Соседка в лосинах мотнула в него подбородком: чего тебе?
Сбиваясь, он объяснился. Старался понравиться — с машиной всегда можете обращаться, — шутил.
— Так Новый год же через месяц только, — оловянными глазами смотрела на елку.
Егор начал сначала, в конце похвалил лосины, отводя глаза от жирного пятна на груди.
— Я охреневаю, — высказалась она и встала боком, чтобы пропустить спеленатую елку.
* * *
Утром Настя возникла как черт из табакерки: еще не встала, нет, просто бежала в туалет, а тут из кухни блинами какими-то. В дымном луче рыхлые хризантемы роняли на бумажную скатерть густо-розовые лепестки, и пирожные “Картошка” на белой тарелке с серым кантом. Он, перепачканный мукой, целовал ее, тормошил, тыкал пальцем в первые золотистые сырники.
— А чё не в форме сердечек? — зевнула она, усмехнувшись.
Вдруг сонно сощурилась на хризантемы, пирожные. Темное варенье с рубиновым подбоем в розетке. Шагнула к столу. Совсем не слушала Егора, который твердил, что варенье бабушкино, этого года уже, всего одна баночка черники была. Со страхом оглянулась на сырники в нарядной плошке у плиты.
