Вчера отвернулась, засыпая, скинула его руки: не люблю так. Он гладил взглядом бледные лопатки в родинках. Никакой нежности от нее. В постели как мужик: все главные роли себе рвала. В первую ночь струной серебряной, а ко второму утру как будто разглядела в нем что-то такое, что ей не подходит — нет, не подходит. Ему казалось, что он даже слышит, как потрескивают серые льдинки в ее глазах. Но просто уйти он уже не мог.
Суетился, купил ей микроволновку — у нее не было, а она все твердила мечтательно: “О, микроволновка!” — гонял в универсам за курой гриль и шампанским. Там в цветочном увидел темно-бордовые, почти черные розы на длинных стеблях. Никому никогда. “Блэк баккара”, — объявила продавщица, заваривая китайскую лапшу.
— Сказали подрезать обязательно. Чтоб постояли, — кричал возбужденно с порога.
В воскресенье деньги кончились. Он жарил картошку, приносил из ларька пиво и какую-то сушеную дрянь, пытался острить: кто еще за тобой так ухаживал?! Серый взгляд объяснял: да таких гопников...
— Все будет хорошо, — давил тоску шагами. — Дня за два ей машину сделаю, успею. Маленькая моя. Колодки поменяю, кузов покрасить можно. Во, я кузов ей покрашу!
* * *
Спустя месяц Егор понял, что она даже по имени его не называет. Делал вид, что какая разница, кто кого как зовет, не зовет, плевать ему, в общем.
Только в первую ночь, когда струной звенела, несколько раз по имени: Егор, говорила, Егор. Та ночь была особенной, а он и не знал.
Накрапы дождя на черных стеклах, шампанское из горлышка, ее тихий смех.
— Ну, чтобы больше всего на свете? — Егор приподнялся на локте.
— Поспать хоть чуть-чуть, — она улыбалась с закрытыми глазами.
— Нееее, мечта. Есть у тебя желание какое-нибудь? Самое-самое.
— Да, — словно камешек булькнул в воду.
— Го-во-ри, — он обрисовал ей нос: господи, в ту ночь он мог запросто обрисовать ей нос.
Она так долго молчала, что Егор решил, передумала рассказывать, да и ладно. Просто так спросил, хотя интересно, конечно, что там в этой шелковой голове. Но она вдруг заговорила, спокойно и не открывая глаз:
— Чтобы елка. Новый год. Большая и пушистая, как в садике была. Я просыпаюсь, а она стоит. Огоньки бегают волшебно, как в мультике. Чтобы дети по мне ползали. Двое. Я из-за этого и проснусь. Они в желтых пижамках с мишками, я не знаю, почему в желтых. — Егор хохотнул, она остановилась, но, сглотнув, продолжила: — А из кухни сырниками по всему дому. Ванильными.
Он задержал дыхание, молчал.
