Филипиха была давняя приятельница нашей матери; жили они меж собой хорошо, как следует в соседстве, и любили друг друга.
Недолюбливал только наш отец вдовы за то, что она такая несговорчивая, все, как и он, по-своему любила. Не очень жаловала и вдова его: рыбак рыбака видел издалека.
Что, бывало, отец ни устроит в хозяйстве, что ни придумает, мать похвалится вдове — вдова все осудит. Хоть иной раз в глаза прямо не скажет, так вздохнет тяжело и головой покачает… Совсем не по ней было, что мать так угождает старому мужу, так его слушается. Придет, бывало, к нам Филипиха, — а старика дома нет, — сейчас начнет словцо, другое закидывать — воду, как говорится, мутить: муж, дескать, хозяин в поле, а жена госпожа в доме; не милое житье с теми мужьями, что весь дом пляши по его дудке. Это как хрен коренастый: где уж разрастется, ничего там доброго не посеешь. Не мед пьется с такими! Лихое житье!
— А как же не лихое, — отвечает мать вдове. — Сохранил нас бог, пусть и наших деток соблюдет!
— Еще бы твой-то не нравный, голубушка! Еще бы твое-то житье просторное! Куда как легонько живется!
— Вот тебе раз! За что меня дарите таким горем, что у меня отроду его не бывало? Да меня муж никогда и словом не обидел.
— Что ж, все молчит? Говорят, и палач неговорлив, а голову ему нипочем отсечь. Молчит! — это молчание камнем на душе лежит. Он у вас ни совета, ни привета не ищет, обходится с вами, как пан с крестьянами.
— Что это вы, соседушка, что вы! Может, он и крут немножко и своенравен уродился, да зато он разумный у нас; нам хорошо за ним; спасибо ему…
— Да, ты бы, бедняжка, кажись, и врагу своему спасибо сказала! Уж, видно, ты одна такая у господа бога! Меня бы он так не обошел; я бы ему свое доказала. Увидел бы он!
— Ну полно же, полно, мое серденько, — ублажает ее мать, — не годится мне такие речи слушать…
— А я для чего говорю? Для чего, думаешь, как не по дружбе! Мне-то какая тут беда! Говорю, любя тебя, жалеючи… Ты как ребенок своей беды не понимаешь; не видишь ее, и на здоровье тебе!
И так, видите, любя и жалеючи ее, беду ей же указывает, от сердца, по всей правде своей. Вдове казалось, что от горя нельзя не отбиваться руками; что хоть и не отобьешься, так боем вволю натешишься. Не то чтоб вдова уж очень не любила старика нашего: как придет, бывало, да его дома нет, то как будто ей досадно, даже очень досадно станет: тогда у нас и на огороде непорядок, и в поле что-то плохо, и зимы она ждет холодной, лютой… А как наш отец тут, она глядит бодро, все тогда ей по сердцу.
