— Ну, так будьте здоровы, пойти к свету… — и с этими словами Юпла вышел из избы.
*
Подошел вечер; зажгли лучину. Сидят бабы да работают; за печкой сверчки куют, по стенам тараканы ползают и шлепаются с потолка о лавки. Вода в рукомойнике капает, и слышно, как ребенок соску сосет. Вечер стоял непогожий, ветреный, то и дело дождь по стеклу стучал, да ветер в щели оконные шипел, словно зверь какой хищный.
— Эка непогодь-то, — толковали промежду собой бабы боязливо. — Что теперь в поле-то? Страсть!..
— Ни конному, ни пешему дороги нет…
— Пуще всего, — заговорила Егорова жена, — без мужика страшно… Ну, как лихой человек?.. Сохрани, господи, и помилуй…
Только что она это сказала, как в окошко кто-то и застучи… Бабы так и встрепенулись…
— Отворите, — кто-то глухим и жалобным этаким голосом говорит.
— Кто там?
— Отворите…
— Да кто?..
— Прасковья-Пятница.
Как стояли бабы, так на пол и грохнулись от испуга. Долго опомниться не могли, все к земле головами лежали и глаза свои поднять боялись; наконец видят, что Пятница все стучится и все жалобно просит впустить ее и плачет. Стали бабы одна другую понукать.
— Иди ты!
— Эва, А ты-то? Ты — хозяйка,
— У меня руки заняты.
— А мне что!
— Марья, иди ты!
— Что ты, очумела?
Тут Пятница не вытерпела и говорит в окно:
— Марья, отвори, приказываю!
Марья затряслась всем телом, побледнела и посоловела, как мертвец, — однакоже кое-как поплелась отворять. Слышат бабы, как она замком деревянным застучала, слышат, как калитка отворилась, — а вслед за этим Марья вскрикнула ровно сумасшедшая и наземь без памяти повалилась. Дрожат наши бабы, бога молят и молитвы творят.
Вдруг тихонько начала отворяться из сеней дверь, и вошла в комнату женщина — страшная, безобразная, в лохмотьях да клочьях. Голова вся платками рваными укутана, из-под них торчат клочья растрепанных волос; ноги были в грязи; и вся-то она с головы до ног была осыпана разной нечистью, мусором да навозом, что из свиной закуты вон выметают. Вошла эта страшная женщина в горницу, начала молиться образам и заплакала. Так горько плакала она и заливалась, что и наши бабы вслед за ней тоже разрюмились и заголосили во всю избу. Марья опомнилась, вошла в избу и тоже вместе с другими начала выть и голосить.
Наконец Пятница села на лавку и сказала:
— Вот вы, грешницы негодные, как меня обрядили. — Тут она показала на свое рубище и нечисть и грязь… — Вот как. Прежде я в светлой одежде, в цветах да в золотых ризах была, — а ваше непочтение ко мне вот до какой одежды меня довело.
