— Ради Бога, синьора, поедем: это патер Чиньола, который бывает у вашей тетушки. Кажется, он узнал вас и слышал, что вы говорили.
— Разумеется, узнал: он говорил со мной, — отвечала синьора, которая нахмурила брови с решительным видом, как скоро патер подошел к ней. — Но какая мне до этого надобность!
— Я должен уйти, синьора, — сказал я. — Оставаясь еще хоть минуту, я вас скомпрометирую. Вы знаете, где я живу, так пришлите, когда вам угодно будет что-нибудь приказать мне….
— Останьтесь, — сказала она, схватив меня за руку. — Если вы уйдете, я лишусь единственного средства оправдаться. Не бойся, Лила, и не говори ни слова. Любезный кузен, — сказала она погромче, — дайте мне руку и поедем домой.
— Помилуйте, синьора, — сказал я шепотом, — вся Флоренция меня знает! Выдать меня за вашего кузена решительно невозможно.
— Да меня вся Флоренция не знает, — сказала она, всунув свою руку в мою. — Притом я совершенно закутана, а вы можете надвинуть шляпу на глаза. Притворитесь, будто у вас болят зубы, закройте лицо платком. Да ну же, скорее, вот наши знакомые, и они смотрят на меня. Будьте же посмелее и пойдем проворнее.
Она ускорила шаги, почти таща меня, и таким образом мы дошли до дверей. Я хотел проститься с ней и скрыться в толпе, как вдруг патер Чиньола явился опять перед нами. Он стоял на паперти, будто разговаривая с одним из церковных прислужников. Между тем он искоса на нас посматривал и внимательно следил за нами.
— Не правда ли, Гектор? — сказала синьора, проходя мимо него и нагибаясь так, чтобы лицо ее было между лицом Чиньолы и моим.
Лила дрожала всеми членами, синьора тоже трепетала, но это только усиливало ее мужество. Чиньола шел за нами и не пропускал ни малейшего из наших движений. Карета с гербом Гримани и с ливрейными лакеями шумно подъезжала к крыльцу, и чернь, которая всегда с жадностью смотрит на роскошь, толпилась у самых колес и под ногами лошадей. Экипаж старой графини Гримани в особенности привлекал толпу нищих, потому что она всегда раздавала милостыню. Рослый лакей принужден был растолкать чернь, чтобы отворить дверцы, а мы всё шли под руку. Патер Чиньола преследовал нас инквизиторским взглядом.
— Садитесь со мной, — сказала синьора решительным тоном, выразительно пожав мне руку, и сама вскочила на подножку.
Я не решался; мне казалось, что этот последний отважный поступок совершенно ее погубит.
— Садитесь же, — сказала она с некоторой яростью.
И как скоро я поместился подле нее, она сама подняла стекло, когда еще Лила не успела усесться, а лакей затворить дверцы. И мы уже катились с быстротой молнии по улицам Флоренции.
