Кино без правил | страница 70
***
ВГИК не стал вехой в моей жизни. Я не завязал там дружеских отношений, не влился в творческие коллективы, не повстречал учителей, которых хотелось бы слушать и за которыми хотелось бы идти. Зато ВГИК показал мне, как много вокруг беспричинной самовлюблённости и самолюбования, как много зависти и коварства, как много равнодушия и незаинтересованности.
ВГИК возник и исчез без следа, словно его и не было.
Обиднее всего, что там не нашлось для меня учителей. Я отдавал себе отчёт в том, что второго Тарковского никогда не будет и бесполезно ждать встречи с ним, а другой фигуры такой же величины в кино не существовало (даже с учётом того, что последние две картины Андрея Тарковского я считаю свидетельством его творческой смерти). Мне нужен был Тарковский, все остальные великие кинорежиссёры, сколько бы интересных фильмов они ни сделали, были для меня бесполезны. Лекции Тарковского по кинорежиссёре дали мне в сто раз больше, чем все прослушанные в институте лекции и все прочитанные книги по кинорежиссуре вместе взятые… Нет, мне не повезло с преподавателями, мне не повезло с творческой мастерской.
Учителя должны правильно преподать профессиональные навыки, а мои мастера (во ВГИКе преподавателей принято называть мастерами, отсюда и мастерская, а не класс) не доносили никаких знаний, они любили поболтать о том-сём, о кино и не кино, делились иногда случаями из жизни. Но они, к сожалению, не преподавали. Они не предложили мне ни одного куска той пищи, в которой я нуждался.
Наталья Бондарчук написала в своей книге: «Учитель! Какое великое, всеобъемлющее понятие. Учитель – тот, кто подаст тебе наилучший совет, тот, кто поведёт к знанию, тот, кто явится примером, кого почитаешь и сердечно любишь. Великий закон, связующий малое с большим, большое с великим, и так – к бесконечности».
Профессиональные навыки нам давали лишь на занятиях по монтажу и технике речи. Об этих педагогах я могу сказать только хорошее, особенно о Наташе Тапковой, учившей нас искусству монтажа. Наташа в прямом смысле слова занималась искусством. Быть может, это не было духовное искусство, скорее она учила архитектуре киноискусства. Но без понимания того, что такое изысканность вышивания фильма монтажными склейками, невозможно понять, на чём выстраивается изобразительный ряд. Наташа открыла мне глаза на физиологию кино. Через неё я впервые понял, что настоящий режиссёр должен задумываться о монтаже уже на стадии подготовки к съёмкам. До этого я видел в раскадровке только последовательность сцен, но не догадывался о том, каким образом кадры будут сцепляться один с другим, не видел их позвонки и межпозвоночные диски. Фактически мои фильмы были бесхребетны, они были сгустком крови, массой оголённых нервов, грудой мыслей и ворохом картинок. Всё это было вполне съедобно для непрофессионалов, но если говорить о мастерстве и сравнивать, например, с танцем, то я не танцевал, а передвигался на четвереньках. Таким я вижу себя в те годы. Я нуждался в учителе, хотел найти наставника, который, как в боевых искусствах, показал бы мне правильные базовые стойки и обучил бы правильным движениям, не овладев которыми, бессмысленно выходить на татами. Я должен был научиться основам, а всего остального мне хватало с избытком.
