Самое обидное в этой истории то, что нужный мне кадр получился невыразительным. Я изображал полусумасшедшее существо, которое то и дело выло по-животному и однажды своим воем отвлекло убийцу, чем спасло другому человеку жизнь. Но, как я уже говорил, я не всегда был аккуратен, иногда кропотливо выстраивал кадр и освещение, а иногда снимал «на бегу». Вот и лысого себя снял, не уделив внимания освещению. Бритая голова «не прозвучала». Получилось плоско. И вообще почти всё в фильме «Охотник» вышло плоско. Это был самый кровавый фильм (там и резали, и стреляли, и дрались). Лишь две-три сцены (по изображению) можно считать удачными, всё остальное – мусор. Основной акцент делался на текстовую часть, написанную в стиле древних мифологических эпосов: «И сказано было в книге, что птица, именуемая безумием, смахнёт с лица спящего сон кошмарный, и уйдёт сон, но оставит тёмный след после себя. Так и случилось. И содеянное стало преследовать человека, куда бы ни забросила его судьба. Потому что сотворённое нашими руками всегда с собой носим. Страх расплаты, гласит книга, самый тяжёлый из всех, самый длиннорукий, самый кровавый… И не смогла она развеселиться, пусть даже солнце своими лучами к голове её измученной прикоснулось. Не приходила радость, покой не приходил, потому как глубоко внутри дурное чувство сдавливало дрожащее сердце холодными стальными пальцами, и чей-то голос не переставал повторять, что пришли охотники»…
Была, как мне кажется, сложная сцена, когда охотник застрелил убегавшую девушку. Верочка рухнула на каменистую поверхность, словно её и впрямь сбила с ног пуля. Недавно я просматривал эти кадры и никак не мог вспомнить, сильно она расшиблась при падении или обошлось без крови? Она была в шортах, голыми коленями шмякнулась на строительный мусор, должна была пораниться. Но групповой портрет, сделанный после съёмок, на котором хорошо видны её ноги, подсказывает, что неприятных последствий не было.
Меня одолевало желание превратить нашу серую обыденность (я снимал строительные площадки, мусорные баки, унылые картины московских окраин) в некую декорацию для почти мистического повествования. Мистичность появлялась при звучании закадрового текста. Всё остальное было обычным, осязаемым, знакомым, повседневным, за исключением стрельбы из пистолета на улице. Впрочем, через пару лет в Москве заполыхала настоящая война, развязанная многочисленными бандами, убивали ежедневно, стреляли даже из автоматов, кровь лилась обильно. Мои выдуманные охотники, выполнявшие заказные убийства, стали неотъемлемой частью нашего времени: «И случилась беда: в мир пришли охотники, сжимая в сильных руках белые ножи. И воспета была сила зла»…
