Рик не одобрял поступок Макса, считая его трусостью, хотя и сам прекрасно понимал, что ему к нормальной жизни возврата нет. И он спокойно перенес откровения Макса, может быть, догадываясь об их отношениях. Оливия последнее время так недвусмысленно смотрела на Макса у постели Рика, — это не могло остаться незамеченным.
— Очень жаль, — сказал тогда Макс.
— Мне тоже, — произнес после непродолжительной паузы Рик.
Оливия оставалась до крайней степени холодной. И в тот же вечер у Макса не отличалась пылкостью. Казалось, она что-то задумала и вынашивает свою задумку в тайне от всех.
— Он все равно не выживет, чего ты боишься? — спрашивала Оливия.
— Не знаю, — отвечал ей Макс. — У меня какой-то горький осадок после всего.
— После всего? — разозлилась она.
Макс попытался оправдаться, а через две недели Рика не стало. Как Оливия и предполагался. Будто наговорила. Рик умер тихо. Так она сказала. Макс засомневался.
— Ты не веришь мне, Макс?
Слышалось что-то странное в её голосе. Это был голос человека, навсегда покончившего с надоевшими проблемами.
«Ты приедешь!" — сказала Оливия твердо по телефону. Она требовала, ибо еще властвовала над ним. И Макс несмотря ни на что продолжал её любить. Боялся и любил. Безумно.
Макс не спешил. Машины обгоняли его одна за другой. Город зажегся огнями. Шоссе слабо блестело после дождя. В гостиной царил полумрак, но из спальной наверху сочился мягкий, приглушенный свет.
Оливия пылко прижалась к нему.
— Я так рада, так рада, просто схожу с ума. Все это так нелепо и угнетающе. Проходи.
Оливия помогла ему снять пальто. Макс прошел в гостиную. Посреди нее, на небольшом возвышении, располагался гроб, отороченный по краям белой каймой. Макс приблизился к нему, посмотрел на покойника. У того было умиротворенное выражение лица. Впрочем, такое выражение при жизни он носил часто. Скорее всего, многое в себе скрывал. Отмежевался от всех, создал свой собственный, обособленный мир, в который в последнее время не захотел впустить даже Оливию.
— Макс, — Оливия уже тянула его за собой одной рукой, в другой держа бутылку «Анжуйского» и два бокала. — Выпьем. За нас, — сказала, когда они вышли из гостиной и оказались на кухне.
Оливия чокнулась с ним, выпила, забралась Максу на колени, обняла.
— Как я счастлива, Макс. Ты даже не представляешь.
Оливия поцеловала его, но Макс, отстраненный, не ответил. Он был еще сам не свой в отличие от нее, светящейся счастьем.
— Почему ты ничего не ешь? Ешь, не стесняйся.
