Хозяин подтвердил мои слова.
— Да, да, Саркис, он отпрашивался на вчера, тебя не было.
Юноша немного замялся, но не стал перечить.
— Ну, раз вы вдвоем приехали, идите переодевайтесь, а ты тогда — лишний, — тыкнул он пальцем в новенького, и тому ничего больше не оставалось, как развернуться и уйти восвояси.
В раздевалку я вошел бледнее бледного. Хотя чему удивляться: мы с Грицаем едва знакомы, и тот вовсе не обязан был за меня переживать, даже если мы и земляки. Но такого явного, можно даже сказать, предательского отстранения Грицая я, конечно, никак не ожидал. Я же вчера не дурака валял, а искал квартиру, которая нужна была нам обоим — разве не очевидно? Вдобавок, в то время как Генка зарабатывал деньги, я тратился. Да и потом, что бы Грицай делал, не прихвати я с собой в Питер карманные? Сотня за первое жилье, сотня в агентство, сотня предоплаты… Грицай ничего про это не сказал, а я чуть не лишился работы.
Первые часы обида душила меня, но вскоре, метая с машины на машину ящики, коробки, тюки и упаковки, я ненадолго обо всем забыл. Еще сегодня мы получим наличные, а с завтрашнего дня начнем работать, как постоянные грузчики. У нас наконец-то появилась работа, есть кров, хватило бы только здоровья, все остальное ничего не значит, так, одна суета.
Часов в семь вечера мы с Грицаем отпросились и окончательно перебрались на новую квартиру. С этого дня наша жизнь потекла по новому руслу.
Утром (спали — не спали) будильник — словно бдительный страж. Затем кофе, булка с «Рамой» (она дешевле сливочного масла, но по вкусу приемлема), суп по пол-литровым стеклянным банкам (в соседней комнате с раздевалкой хозяин оборудовал столовую с микроволновкой), бутерброды с салом на обед (уезжая, мы прихватили с собой килограмма два сала — первая еда и закуска для хохла).
Если не будет вечерних фур, заканчивать мы будем в десять вечера; около двенадцати ночи возвращаться домой — можно будет еще отдохнуть. Пока молодые, — здоровье позволяет. Лишь бы платили исправно, без заморочек.
Двенадцать-пятнадцать шагов вперед, столько же обратно. Это еще среднего размера фура. Картонная коробка в десять, либо пятнадцать, а то и двадцать пять килограмм (иногда в пятьдесят, но не часто).
Поначалу я о чем-нибудь думал, потом убедился, что мысли путаются, застревают, и от этого только раздражался, а раздражаясь, уставал еще больше, выматывался. Попробовал считать шаги, чтобы отвлечься от мыслей, но это мало помогало.
