— Здрасьте, — сказал я, растерявшись.
— Здрасьте, — сказал Грицай.
— Драстуйте, — улыбнулась по привычке Гелила.
Раиса Тихоновна глянула на нас из-под бровей, но сказать ничего не сказала, прошла в свою комнату, загнав в нее и Егора.
— Тихо разбегаемся, — прошептал я, и мы чуть ли не на цыпочках прошли в свои комнаты.
Толкнув Грицая в спину, я украдкой пожал руку Гелилы и сразу же скользнул следом за Грицаем. Не хотелось так сразу расставаться, но что поделаешь.
Четвертый конверт. Второй месяц, как мы уже здесь. Моя премия с каждым днем все меньше и меньше. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что часть моей премии отдают Грицаю. Что будет дальше? Саркис изматывает. Скоро вообще лишит премии? А может, чтобы выдворить, убавит оклад? Но я пока держусь, не срываюсь. Правда, иногда Саркис выводит меня не на шутку, я бы даже сказал — провоцирует. Раз в начале дня прошмыгнул вслед за мной в раздевалку. Я осмелился указать ему на незакрытую за собой дверь — на улице не май месяц! Саркис глянул на меня из-под бровей и брякнул в нос: «Поди, закрой!»
— Кто последний входил? Я, что ли? Я за собой дверь всегда закрываю, — не дрогнув, внятно произнес я.
Дверь грохнула, прихлопнутая метелью, в раздевалке повисла тишина. Все посмотрели на меня, как на смертника. Не мог ничего промолвить в ответ и Саркис: сто процентов, он не ожидал от простого работяги такой дерзости.
Я с вызовом глянул ему глаза. Саркис отвернулся и быстро выскочил за дверь.
— Ну, ты, брат, и даешь, — Давыдов, обняв меня, одобрительно похлопал по плечу. — Теперь точно премии тебе не видать.
— Да пошел он! — бросил я вдогонку Саркису.
Переодеваясь в рабочее, никак не мог успокоиться и чувствовал — еще немного, и сорвусь. Нелегкий труд и бессонные ночи давали о себе знать.
«Надо, наверное, немного повременить с ночными похождениями, не то совсем свалюсь когда-нибудь в два счета», — думал я.
Гелила ждала меня почти каждую ночь, жадно набрасывалась, когда я украдкой проникал в ее комнату. Но сколько это могло продолжаться? Вот-вот из Эфиопии должен вернуться ее сожитель (она призналась мне, что жила не одна), оттого наши ночи с каждой следующей встречей становились все более ненасытными и изматывающими. Время не давало нам шансов, разлука приближалась неотвратимо. Каждый раз приходилось прибегать и к конспирации. Только теперь таиться приходилось не только от хозяйки с сыном, но и от Грицая. Договорились, что Гелила баночку с «бербере» в холодильнике будет ставить лицом вперед, если ночью будет меня ждать, и наоборот — лицом к стене, если ее дверь для меня вынуждено будет закрыта. Как еще перестраховаться? Сложнее было выскальзывать ночью за дверь из комнаты: Грицай мог в любую минуту проснуться и обнаружить мое отсутствие, но пока, слава богу, он спал, как убитый, а я у Гелилы не позволял себе долго задерживаться, — мне и самому при такой изматывающей работе надо было хоть часа два-три в сутки поспать. Так и летели у меня дни за днями, как во вращающейся панораме: утро, подъем, автобус, метро, раздевалка, глядящий злобно Саркис, пустая фура, очередная коробка в руках, полная фура, недовольный Саркис, новая фура, вечер, метро, автобус, кухня, хозяйка, ее сын в дверях, спящий Грицай, умопомрачительные объятья Гелилы, утро, подъем, автобус, метро, раздевалка, искоса глядящий Саркис, фуры, набиваемые на автомате, белый похудевший конверт, ухмыляющийся Саркис, метро, автобус, кухня, хозяйка, заваривающая чай, ее сын Егор за спиной, спящий Грицай, не то комната, не то наполненный до краев бассейн, обвивающая меня медуза Гелила, застывший в просвете комнаты Егор (Тебе чего? Иди спать!), утро, автобус, метро, раздевалка, Саркис, фура, автопилот, ночь, Гелила, Грицай:
