Я нахмурился, что есть сил напрягая память. Да… Кажется, я несколько раз пересекался с ней в метро, когда возвращался с учебы. Каждый раз я порывался с ней заговорить, но не хватало смелости. Оставалось разве что украдкой поглядывать на ее точеный профиль и тихо скулить от бездействия. Она полностью показалась из-за проема. Под белой, облегающей пижамой обозначился выпуклый живот. Она точно так же разглядывала меня, но вряд ли могла узнать. Неудивительно. Ведь сколько же таких как я за жизнь изъедали ее жадным взглядом…
– Помогите, – прошептала девушка.
Я едва сдержался, чтобы не схватить ее в объятия. Какие же опыты на них тут ставят?!
– Я помогу! Я пришел освободить тебя! – горячо пообещал я, шагнув навстречу. – Что они с тобой делали?
И тут ее прорвало.
– Меня и… Кажется, я не одна такая… Нас держат против воли… Каждый день они приходят, пихают свои зонды… Заставляют пить таблетки… Убрали все твердые предметы, потому что я уже не… не… не хочу жи-и-ить, – заикнулась она и слезы потекли из ее больших глаз. Я осторожно обнял ее, успокаивая.
– Все будет хорошо, я всех заберу… Они больше не потревожат.
Она подняла покрасневшие, взмокшие глаза.
– Кто ты?
– Я…
Нависла тягучая пауза. Девушка недоуменно вглядывалась в мое напрягшееся лицо.
– Кто ты?
– Прости! – вырвалось у меня. – Но… это по моей вине ты здесь.
Она отшатнулась, губы изумленно раздвинулись.
– Ты имеешь ввиду… Так это ты?
– Я не хотел… Не знал…
– Это ты изнасиловал меня…
– Нет! Я не…
– Приперся!.. Это из-за тебя я здесь! – взвизгнула она, и ее перекосило от гнева.
– Я все исправлю, – пролепетал я, ошарашенный тем, как ее прекрасное лицо в один миг стало отталкивающим. Вскричав еще раз, она бросилась на меня, молотя кулачками по лицу, груди и чему придется. Неловкими движениями я перехватил ее руки, пытаясь прижать к себе, но она продолжала с остервенением извиваться. Превозмогая чувство вины, я породил самый слабый, насколько это возможно, потенциал действия в ее клауструме. Тело в моих руках моментально обмякло.
Бережно приподняв, я отнес бедолагу обратно в камеру и положил на кровать. Осмотрелся. Внутри меня все сворачивало от гнева и сострадания. Будь здесь больше предметов, привычных атрибутов из жизни, да хотя бы просто окно… Да хотя бы разноцветные стены, а не эта стерилизующая мозг белая краска! Разве бы тогда ее реакция была такой? Разве можно оставаться в этих четырех стенах нормальным человеком…
Рывком подняв за ладонь дежурного, я приложил его руку к следующей камере. И к следующей… И к следующей… Некоторые из них оказывались пустыми, но я не останавливался до тех пор, пока все двадцать четыре не были отворены. Юные, брызжущие молодостью девушки, роковые и знающие себе цену женщины, налитые соком студентки, надменные, с великолепно слепленными ногами модели и танцовщицы и все, все самые красивые из всех, кого я только встречал за свою жизнь, сейчас, облаченные в одинаковые белые пижамы, пугливо жались в кучку и неотрывно глядели на меня. А я глядел на них, потеряв дар речи.
