Над островом забрезжили какие-то точки, что быстро и по дуге поднимались в кисломолочное небо. Ракетный удар! В животе у меня все свернулось в узел, я панически стал обшаривать небосклон, в надежде успеть перехватить вниманием снаряды. Их было три, с пылающими соплами, все они быстро приближались к моему судну. У двух внезапно отсоединились головки, хвост и фюзеляж, последний демонтировался на составные части помельче. Рой разобранных деталей безобидно разлетался в стороны и затухающим фейерверком падал в воду. Третья ракета завертелась, будто разрываемая противоречивыми желаниями, и таки понеслась обратно в свое гнездо. Прозвучал далекий, приглушенный взрыв, из глубин белоснежной крепости взметнулось черное пламя. Больше ракетных залпов не последовало. Я с трудом подавил смешок, властный и торжественно рвущийся наружу. Они в ловушке, они обречены, и они это начинают понимать.
Разогнанный ледокол уже летел на стену, сокрытую лавиной пара. Я наддал судну вдогонку, отчего оно немелодично сотряслось и рывком ускорилось. В последний момент, я с силой воздел руки к небу, нос корабля подпрыгнул, как на трамплине, и с оглушительным треском вгрызся в ледяную ограду. Ледокол тряхнуло и смяло в гармошку. Рубка под моими ногами накренилась и ушла вперед, радар отлетел на палубу, к загрохотавшим контейнерам. Но я не сдвинулся, вовремя успев зависнуть в воздухе. Не теряя времени, я сосредоточился на расползающейся трещине в стене Айсберга и на собственных мозгах, изготовившись своевременно простимулировать моторную кору для убойнейшего воздействия.
Трещина с громоподобным треском стала расти, расширяться, ее края безостановочно крошились и заворачивались, как лепестки ссыхающейся розы, отваливались толстые, размером с детскую площадку. Сама крепость словно застонала. Гнулись и лопались ее несущие опоры, разрываемые грубой, неодолимой силой. У меня лезли на лоб глаза, растопыренные пальцы уже сводило в судороге, но я чувствовал, что еще немного, и расколю надвое весь остров. Рядом со мной рухнула смотровая башня с визжащим дозорным, отчего корабль серьезно покачнулся. Форштевень, застрявший в стене, обломился. Я оборвал воздействие. В глазах полыхнуло багрянцем, колени подогнулись.
Повалившись на уцелевшие перила, я хаотично спрашивал себя, не надорвал ли свою прецентральную извилину снова, как когда-то в клубе. Тогда я временно потерял всю свою силу. Но сейчас мне это может стоить жизни! Ведь энергеобеспечение моего организма перешло на анаэробный режим и уже не зависит от сердцебиения и дыхания, как раньше. Теперь оно полностью во власти этого маленького, чересчур много возложившего на себя новообразования. В глазах прояснялось, но конечности все еще казались неимоверно тяжелыми, непослушными. Нельзя так напрягаться, нельзя…
