Я не могу остановить ученого, но могу попробовать показать, что его ждет. В этот момент мне вдруг захотелось поверить в его старческие россказни про то, как он мог связываться с неким информационным полем. Что если это и был один из способов…
Как будто сполна поняв все мои намерения, скрученная история в тисках моего контроля завизжала. Это напоминало до предела натянутую струну, на которую шло беспрерывное воздействие сумасшедшего скрипача. Изо всех сил, под которыми в этом месте подразумевались лишь мои желания, я потянул бешено упирающееся откровение к голове гениального ученого. Оставалась буквально пара секунд, я тянул, как мог, да и он еще торопился вперед, к своей смерти, да так, что не угнаться.
В последний момент я таки нагнал его и уместил в черепе все то, что ждало секундой позже. Это будто бы попало в клетку, об стенки которой начало неистово биться, но тут же растворилось, усвоилось цепким и всеядным разумом ученого. Он замер как вкопанный.
Машина пронеслась в нескольких сантиметрах от него. Никола Тесла все стоял и смотрел выпученными глазами прямо перед собой. Его рот приоткрылся, едва сдерживая растущую дрожь в дыхании. Я устало и довольно все еще плыл над ним по инерции недавно прилагаемого усилия. Все еще не верил, что мне удалось это предотвратить. Я был доволен результатом. Ведь Тесла, сделавший весь наш современный век, как никто другой это заслуживал.
Ученый внезапно вскинул голову и уставился прямо на меня. Я удивленно уставился в ответ, затем подозрительно оглядел свою сущность. Но ничего не изменилось. Формально меня здесь не было. Я снова перевел на него взгляд. Он продолжал пожирать вниманием то место, где по идее должен был быть локализован я. Я чувствовал, что растворяюсь. Меня вытягивало из этого сегмента истории. По-видимому, это место не было в восторге от моих вмешательств и чуть ли не за руку, как нашкодившего ребенка, тянуло отсюда прочь.
* * *
Меня снова выплюнуло в вестибюль гиперпространства. Вроде бы все было так же, грани мультимиров переливались, альтернативные истории страшно плодились, но меня не покидало необъяснимое чувство, что мне здесь не рады. Желания, перерастающие в действия, стопорились, моя сущность тяжелела, перемещаться становилось все сложнее. Я чувствовал, что следующий прыжок будет последним.
В мыслях вскипели жаркие картины падения последнего оплота Айсберга. Плавящаяся, как мороженое на солнце, бронетехника. Медленно проваливающиеся под землю останки здания. Болота магматической, сверхраскаленной жижи бурлили жирными, нетерпеливыми пузырями. Если бы я не был знаком с этой сценой и не знал, кто за ней стоит, я бы счел, что оказался на поверхности негостеприимной Венеры. Погода здесь была чрезвычайно свирепой, отчего стоял превосходящий понимание информационный шум. Он перекрывал всю видимость ниточек альтернативных вселенных, искажая их местоположение, сливая их в прессованную кашу, делая неотличимыми.
