– Я, когда остался один… – начал вдруг Идрик. – Знаешь, я испугался. Вы тогда ушли, а я за столом сижу. – Он отпил из бутылки, предложил мне. Я отказался. – И, значит, сижу я, играю на лютне, любуюсь на огонь. – Бард по привычке начал перебирать струны. – Пламя пляшет, искрами плюется, а тут я гляжу… – Он снова отпил. – Гляжу – и не верю: это пляски на костях получаются.
Я обернулся на болота, оттуда послышался какой-то гул.
– И что? – спросил я.
– А вот что, – продолжал трубадур. – Кто-то кости бросил в огонь, пламя их глодало, да обглодать не успело. И это не курочка, не такие это кости. – Бард поморщился. – Тут еще старуха вернулась – спрашивает, не угодно ль княжескому гостю еще вина? А я стараюсь на нее не смотреть – страшно стало. Угодно, говорю, только уходи. Она взяла кувшины, ушла куда-то. А я как рвану за дверь. Шляпу потерял. – Идрик оправил перья. – Оборонил, да еще сам упал – и давай дальше бежать. – Он вздохнул. – А куда бежать? Вас увели, я за легатом, за стражей. А сам затаиться решил. – Он скрестил руки, изображая крышу. – Вижу низенький домик – на погреб похож, замок на двери едва держится. Смотрю – а он и вовсе открыт. Спускаюсь куда-то, вокруг темно, не видно ничего. – Трубадур прищурился. – Иду наугад, бочки стоят, некоторые пустые. Иду, оглядываюсь, глаза постепенно привыкли. А тут вдруг слышу: гремит кто-то, и шаги в мою сторону. Я не ожидал и в первую попавшуюся бочку спрятался. – Бард плотнее закутался в плащ. – Гляжу, а мимо старуха та ковыляет. Я не дышу, думаю, только бы не нашла. Смотрю, а она плюнула и обратно топает – забыла что-то. Я сжался весь, бочка тесная, стараюсь не двигаться. А в погребе пыльно, паутина везде. – Трубадур отряхнул плечи. – Чувствую, нос щекочет. Не чихнуть бы – ведьма идет. Едва дверь захлопнулась, я как чихну на весь погреб – аж бутылки зазвенели! – Бард почесал нос, посмотрел на меня. – Бутылки ничего, пить можно, – заявил он, сделав еще глоток.
Наш отряд стал меньше. «Сейчас Гилмор сидит в одиночестве, лучше не тревожить его скорбь», – подумал я, проезжая мимо экипажа. Конница тоже пострадала. Настрой солдат оставлял желать лучшего: если раньше они о чем-то переговаривались, то сейчас шли молча, понуро опустив головы и едва передвигая ноги. Роуз тоже шел пешком, придерживая лошадь под уздцы. Я посмотрел на убийцу – тот не переставал курить трубку. Я не мог разглядеть лица – его скрывал капюшон. Мысли Равена также оставались для меня тайной. Я решил, что не стану ни о чем рассказывать. В конце концов, он спас нам жизнь, а мертвых не вернуть. Он все заварил – он же и уладил. Гилмору сейчас не до этого, а Роуз точит на него зуб. Я накинул капюшон, мне все больше казалось, что я иду на сделку со своей совестью.
