Клинити постучала в ничем не примечательную дверь.
Дверь открылась.
Комната за ней была почти пустой. Два бордовых кресла стояли одно напротив другого. Освещение создавали лишь свечи на шкафу. Другой мебели в комнате не было. Грязно-зеленые обои отстали от стен; по углам прятались тени.
Двери открыл бритоголовый молодчик в водонепроницаемом дождевике от Армани, а посреди комнаты, в одном из кресел, сидел человек, к которому они пришли: Шмурфеус, в длинном кожаном плаще. Он был абсолютно лыс. Синие очечки сидели на переносице без помощи дужек. Черная кожа отливала синевой, лицо выражало безмятежное спокойствие. И вместе с безмятежностью в нем чувствовалась неукротимая сила. Он излучал власть. Гордон прикинул, что росту в нем не меньше, чем два метра три сантиметра. Ближе к трем метрам двум сантиметрам. Великана окружала аура мощи, знания и мудрости. Руки он держал перед собой, сведя пальцы.
— Немо, — сказал Шмурфеус, не поворачивая головы и не глядя в сторону Гордона. — Заходи. Очень рад знакомству.
— Привет-привет, — ответил Гордон, выступая вперед. — И я. Взаимно. Жутко счастлив. Общий привет. — Он улыбнулся собравшимся в комнате, всячески стараясь показать, что неимоверно рад оказаться в их компании, но почувствовал, что перегнул палку. Он не столько улыбался, сколько лыбился, словно говоря: «Вот полюбуйтесь, ну разве я не урод?», а это вовсе не входило в его намерения. Нервничая и смущаясь, Гордон совсем перестал улыбаться, потом подумал, что выглядит слишком серьезным, и немножко раздвинул губы. Впрочем, это могло показаться надменным, поэтому он улыбнулся чуть шире, рискуя вновь расплыться в идиотской ухмылке.
— Классно, — сказал он, решив, что легче заговорить, чем отрегулировать ширину улыбки. — Здорово здесь у вас. Как жизнь?
Наступила тишина.
— Ты пришел за ответами, — пробасил Шмурфеус. — И я могу их дать. Я знаю, — сурово продолжал он, — что ты спросишь.
— Можно мне сесть? — спросил Гордон.
Лицо Шмурфеуса подернулось легкой рябью и тут же вновь стало безмятежным, как у дзенского наставника.
— Да-да, садись, если хочешь, — сказал он. — Я имел в виду вопросы, которые ты задашь потом.
Гордон опустился в кожаное кресло напротив Шмурфеуса. Сиденье было очень низким, и Гордон все приседал и приседал, надеясь нащупать задом обивку. Он готов был уже плюхнуться, надеясь, что лететь недалеко. С другой стороны, если расстояние, скажем, фут или больше, могло получиться не вполне эстетично. Мягкая посадка всегда предпочтительней жесткой. Соответственно он опускался все ниже и ниже, колени хрустели. Лицо напряглось, как будто жмурясь легче удержать равновесие — может быть, натяжение всех мышц создает как бы подвесную опору для тела. Однако Гордон уже прошел точку возврата и вынужден был рухнуть в кресло. Руки непроизвольно взметнулись вверх.
