— Поскорее, мы ждем, — поторопила учительница.
— Ну, э, — промямлил Ли, наморщив лоб и пытаясь вспомнить, о чем шла на уроке речь, и тут его осенило. — Формальдегид!
— Формальдегид?
— Да, — кивнул он, — и глюкоза.
В классе захихикали громче.
— И глюкоза?
— Да.
— Что-нибудь еще? — осведомилась миссис Рассел саркастично. — Прошла половина занятия, я успела произнести больше двух слов. Не припоминаешь?
— Глицерин! — сложив ладони рупором, страшным шепотом подсказал Стэнфорд, считавшийся классным остряком, многие поддержали его открытым хохотом. — Чувак, третье слово — «глицерин».
— Глицерин, — повторил Ли невозмутимо. — И медь. В пробирке.
— Медь в пробирке? — лицо миссис Рассел окончательно превратилась в переспелый помидор, у которого вот-вот лопнет кожура. — И что со всем этим нужно делать? В чем заключается практическое задание?
— Понятия не имею.
— Понятия не имеешь?
Ли откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и окинул ее взором некстати потревоженного сверхчеловека — раньше ему приходилось репетировать такое высокомерие перед зеркалом, но потом маска начала появляться по первому зову.
— Я нахожу эту дискуссию непродуктивной и утомительной, — зевнул он. — Как собеседник вы ниже всякий критики.
Стэнфорд восторженно присвистнул.
Миссис Рассел замерла на несколько секунд, изумленно распахнув рот, но, к ее чести, быстро пришла в себя:
— Что ж, поздравляю, низший бал за урок и снижение общей оценки по поведению за четверть ты сегодня заработал.
— Горе-то какое, — насмешливо протянул Ли.
— Хочешь отправиться к директору?
— Не очень. Подозреваю, он тоже посредственный собеседник.
— Чтобы завтра же явился в школу с родителями! — взревела учительница.
— Их нет в стране, но могу передать от вас привет.
Ли сладко улыбнулся и помахал миссис Рассел рукой, представляя, как машет ей с борта теплохода, отходящего от причала, а она остается на берегу и тянет к нему через парапет загребущие ручонки, багровея и задыхаясь от бессильной злости, потому что не может поймать и привлечь к ответу за ужасное преступление.
«За какое?» — хихикнув, поинтересовался неприятный голосок.
«За ограбление банка например», — подумал Ли весело.
А потом его вдруг выбросило куда-то за пределы окружающей действительности.
Он словно провалился в черную дыру и начал видеть, что происходит на другом витке лабиринта.
…Гангстерские двадцатые годы. В руке у него набитый пачками купюр тяжелый саквояж, с плеча свисает на плотном ремне автомат Томпсона… Здесь, совершив преступление, он успевает убежать. Эта реальность забавная, похожая на старый черно-белый кинофильм. Он смеется и присматривается к новому витку. Что же он там натворил? Угнал космический корабль, бросил погибать каких-то людей и смотрел в окошко иллюминатора, как тяжелый шар планеты постепенно превращается в булавочную головку, исчезая в верхних слоях атмосферы… На третьем витке лабиринта его наконец ловят и судят. Здесь за что? Он приглядывается, прислушивается…. Уничтожение значительной части населения. У планеты прокуренные легкие, она все равно обречена, так почему бы и не совершить веселый маленький геноцид? Похоже, в этой реальности он совершенно безумен, какой-то свихнувшийся диктатор, и сумасшествие — его оправдание. Что же произойдет на новом витке? В последней реальности, которую он наблюдает, случился взрыв, окрасивший горизонт в цвет цепной реакции деления, в цвет лопающихся, как гранатовые зерна, нейтронов, проливающихся на землю каскадом. От этого можно почувствовать себя Богом, когда небо скручивается в спираль инферно и его щепки летят во все стороны раскаленной плазмой…
