Степенно и сосредоточенно молилась сзади старого хозяина Марья Семеновна — так, как молятся женщины, не о том, о чем возглашает дьякон, о чем поет хор, а точно совершая в тайне души какое-то особенное, интимное богослужение. Вспоминалась вся жизнь, все грехи вольные и невольные, поднималось чувство благодарности к Богу, что вот упокоил он ее в тихом трудовом пристанище, светлой лампадой теплилась в душе надежда, что и впредь Господь не оставит ее своей милостью, что дни ее просто разрешатся в мирной и непостыдной кончине и что сможет она в конце концов дать добрый ответ на страшном судище Христовом.
Ваня широко открытыми глазами смотрел на то строгие, то умиленные лики святых, тепло озаренные священными огнями, и ему иногда казалось, что это прекрасные гимны благоухают так в курениях кадильных или что эти сизые волны благоуханий поют так над толпой, и странно волновалась душа ребенка пред непонятным, но прекрасным. Иногда его развлекала плачущая на коленях молодая женщина, исступленно, сквозь слезы смотрящая к тихо сияющему алтарю, или старая схимница-княгиня, потерявшая во время бунта на Волге всю свою семью, в черной мантии с белыми костями и черепами, от которых веяло холодной, за душу берущей жутью, или ласточка, с нежным щебетаньем носившаяся в куполе, пронизанном золотыми столпами, — тогда Марья Семеновна тихонько трогала мальчика за плечо и ласково напоминала ему, что надо молиться.
Но забыл о молитве Сергей Иванович, — он молился у другого алтаря, другим чином, другому богу: просиявшие, горячие глаза его не отрывались от поющего хора, от этой стройной и такой строгой, чистой, недоступной в своем черном одеянии красавицы, сестры Нины, племянницы старой княгини-схимницы, с нежным овалом лица, с голубыми, как небо, глазами и крошечной родинкой над верхней губой слева, в которой было что-то удивительно трогающее и восхищающее. Неизвестно, чувствовала ли красавица это восторженное и грешное обожание его, но она не подняла на него своих опущенных глаз ни разу и ее лицо, казалось, было одухотворено только одной молитвой. Но, когда раз, во время службы, она прошла мимо Сергее Ивановича совсем близко, то опущенные длинные ресницы ее странно затрепетали и было в этом неуловимом мерцании их что-то такое, от чего в душе молодого лесничего еще жарче разгорелся буйный пожар…
Он и не заметил, как кончилась обедня.
— О чем это вы так замечтались? — послышался сзади его смеющийся тихий голос.
