— Да я так и не смогу рассказать, это надо коряком, вероятно, родиться. И вроде бы ничего особого и нет в этой истории — отец, сын и охотница-девушка… Корячка. А сын с отцом русские, даже дворяне. Они вроде бы поселились в этой долине еще в прошлом веке, после того как отец, молодой гвардейский офицер, застрелил свою жену и ее любовника, чуть ли не генерала. Сыну было всего два года, когда они здесь появились. Отец думал воспитать сынишку, чтобы тот и не знал о существовании женщины, тогда на земле еще могла быть такая возможность. Он объявил Веселые протоки своим владением, построил юрту, стал охотиться и торговать с американцами мехом и золотом, завтра я покажу тебе это место. Коряк называл офицера «большим господином», говорят, к нему сами приходили соболи — он, очевидно, их прикармливал. А потом случилось то, что всегда случается в таких историях: сын вырос, разумеется, встретил девушку-охотницу и ушел вместе с ней. Отец проклял его и умер, а у девушки родился сын-богатырь, он спасал людей от бед и врагов — видишь, как просто. А когда коряк рассказывал, то у него и ветер был, и деревья в тайге падали, и волки выли, и куда-то стада олешков неслись. Я слушал и всегда чувствовал, что где-то рядом край земли. Океан… Ну ладно, давай спать. Хватит. Подвинь немного в костер вон тот пенек и спи.
— Спокойной ночи, Павлыч. Ты думаешь, это правда?
— Думаю… Ты видел когда-нибудь нашего председателя облисполкома? Его фамилия — Голицын, Андрей Павлович Голицын… Говорят, один из потомков того богатыря. Ладно, Сашка, спи.
Но сон прошел, хотя на часах перевалило за десять, где-то забеспокоилась, захлопала крыльями и хрипло закричала на взлете утка.
— Соболь озорует, — отметил Васильев, прислушиваясь. — Мал, да кровожаден зверек. Ты не спишь еще?
— Да нет, что-то об отцах и детях задумался. Когда они перестают понимать друг друга, человечество, очевидно, и перешагивает через новый рубеж.
— Где ты вычитал? — удивился Васильев, поворачивая к нему голову, про себя радуясь тому все увеличивающемуся чувству покоя и равновесия, которое словно навсегда отодвинуло от него горечь и беспокойство жизни, оставив лишь самые примитивные ощущения и мысли; он, может, только поэтому и обратил внимание на непривычно тяжелые и холодные слова Александра и удивился.
— Да нет, нигде я ничего не вычитывал, — сказал Александр, не сдерживая зевоту. — Кажется, что-то такое приснилось.
— А, значит, сам дошел. Ну, спи.
