В мастерскую она завернула случайно, по крайней мере, так следовало из ее слов. История ее была поразительной. Она была родом из прекрасной семьи, росла в холе и вдруг, после эпидемии ветряной оспы, несколько лет назад прокатившейся по городу, осталась сиротой. С отчаяния девушка приняла предложение руки и сердца от одного дальнего родственника, хоть он ей и не нравился. Упомянув об этом, она очаровательно потупилась и залилась румянцем. Заявить, что она могла бы избрать кого-то другого, было равносильно тому, чтобы признать, что у нее есть желания, но сестры убедили ее, что это дурно…
Супруги поселились рядом с Монетным двором, на соседней улице. Увы, ее муж был прочно связан с англичанами и покинул город вместе с ними, пообещав посылать ей деньги. Он просил ее не уезжать из Парижа и присматривать за имуществом. Однако вскоре она поняла, что он солгал. Набежали те, кому он задолжал, а она не могла с ними расплатиться. И дом и имущество должны были вот-вот отобрать. Она говорила об этом с большим достоинством, правда, сегодня я назвал бы это прекрасной имитацией. На вид ей было лет двадцать. Когда эта прелестная скромница, преодолев стыдливость, поднимала глаза, встречаясь со мной взглядом, в них вспыхивал огонь. Я был так польщен, что уверовал в наше взаимное чувство.
Так как я один занимал целый дом, то как бы невзначай предложил ей занять покои наверху, пока не прояснится ее положение. Слегка поколебавшись для виду, она приняла мое предложение. Два дня спустя ночью разразилась характерная для конца зимы гроза. Громовые раскаты сотрясали дом. От ветра распахнулись окна, с крыши посыпалась черепица. Среди ночи раздался пронзительный крик Кристины. Решив, что случилось что-то страшное, я поспешил в ее спальню. Она, дрожа всем телом, лежала на постели во власти смертельного ужаса. Сквозь рыдания она объяснила, что раскаты грома воскресили у нее страшные воспоминания. Я присел рядом с ней, решив, что мои прикосновения ее успокоят. Мне казалось, что я сам пришел к такому выводу, не обратив внимания, что она приложила немалые усилия, чтобы подтолкнуть меня к действиям. Подобно многим мужчинам, я считал естественным, что кто-то может нуждаться в моей защите, и тщеславие побудило меня покровительственно обнять ее. Кристина тотчас успокоилась, дыхание ее стало ровнее, но вдруг у меня возникла иная мысль. Я, тщеславно чувствуя себя спасителем, понял, что страстно хочу ее. Мы стали любовниками, и, хотя гроз больше не было, я каждую ночь посещал ее спальню.
