– Вырядился турком?!
Карл расхохотался. Этот смех был вымученным, как и его речь. На самом деле могло показаться, что он корчится от боли: звук, исходивший из его чуть приоткрытого рта, напоминал клекот куропатки, когда та, спасаясь бегством, несется по выкошенному полю. На глазах у него выступили слезы. На короля было больно смотреть. И все же я был рад, что вынудил его отреагировать.
– И вы полагаете, что затея ему удастся?
– Сир, я бы никому этого не пожелал.
– Что вы хотите сказать?
– На Востоке можно столько всего предпринять, помимо Крестовых походов, в них отпала необходимость.
Карл прищурил глаза. Похоже, моя дерзость напугала его. Он покосился по сторонам. Я гадал, есть ли в комнате еще кто-то, кроме нас. Глаза мои немного привыкли к темноте, и я никого не различал. Но могло статься, что из темного угла за нами кто-то наблюдал.
– Но разве вы не считаете, что в Святой земле следует восстановить истинную веру?.. Чтобы внушать благоговейный страх… мусульманам, которые навязывают свою религию…
Он развертывал фразу с трудом, по частям. И одышка была не единственной причиной этой медлительности. Он подыскивал слова, будто отвечал урок. Поэтому я решил, что это не его мысли и он подбивает меня выдвинуть свои возражения. Вместе с тем возражать королю было рискованно. Я, хоть и не мог оценить степень извращенности своего собеседника, пытался понять, таит ли прямой разговор с ним смертельную опасность.
– Мне кажется, – начал я, – что ныне нам следует сосредоточить внимание прежде на тех землях, где исповедуют христианство. Два века назад мы строили соборы, наши деревни богатели, а города процветали. У нас были средства, чтобы организовать походы на Восток с целью утвердить там истинную веру. Но в настоящий момент наш первейший христианский долг – восстановить процветание собственных народов. Быть может, наступит день, когда мы достаточно окрепнем, чтобы возобновить победоносные завоевания.
Король застыл в неподвижности, и я на миг решил, что зашел слишком далеко. Он внимательно вглядывался в меня, отбросив все причуды. Ни улыбки, ни возмущения. Только алчный ледяной взгляд. Много времени спустя я научился прекрасно распознавать это выражение. Оно появлялось на лице короля, стоило ему почуять нечто, возбудившее его вожделение. Это могла быть идея, которую он хотел украсть, женщина, которую он вдруг возжелал, враг, которому вынес приговор, талант, который, по его мнению, было необходимо привлечь к себе на службу. Я сидел не шелохнувшись, пытаясь скрыть охватившее меня сомнение. В конце концов напряжение разрядилось довольно неожиданным образом: король громко зевнул.
