До прибытия короля у меня оставалось два дня. Это очень долго и в то же время слишком скоро. Мне нужно было все обдумать, все предусмотреть. Я отчетливо сознавал, что вся моя жизнь зависит от этой встречи. Это не обычная аудиенция. То, что я намеревался сказать, не сводилось к привычному для монарха прошению, ведь чаще всего у него испрашивали какую-либо милость или должность. Впрочем, я надеялся, что он отведет мне достаточно времени, чтобы я смог изложить свои идеи. Во всяком случае, мне нужно с самого начала привлечь его внимание и увлечь рассказом. Едва я задумывался об этом, как тотчас становилось ясно, что у меня нет ни малейших шансов. Но отчаяние вскоре сменялось глубоким спокойствием. Я чувствовал, что владею собой и намерения мои ясны и определенны. Пост, который я тщательно соблюдал, как соблюдал все ритуалы, которые должны были свидетельствовать о моей набожности, хоть вера и была утрачена, заставил меня почувствовать собственное ничтожество. Я был никто. Терять мне было нечего, но если мне удастся одержать победу, то я обрету все.
Король прибыл в указанный день и остановился во дворце герцога. Я был наготове. Масэ, введенная в курс дела, с удвоенным вниманием старалась мне угодить. Вообще, период после моего возвращения из путешествия и до последующих событий, бесспорно, был для нашего брака самым счастливым. Ныне я жалею, что вел себя тогда отстраненно, сосредоточившись на том, что мне предстояло совершить. Масэ чувствовала мою отрешенность и, верно, очень страдала. Впоследствии мы никогда не говорили об этом.
По вечерам я ложился не раздеваясь, как монах, который в любой момент должен откликнуться на высший зов. Я вслушивался в шаги, доносившиеся с улицы, в звуки дома. Март выдался дождливый и пасмурный. По утрам, спозаранок, поливал ледяной дождь.
Долгожданная весть пришла в субботу на рассвете. Перед домом появились трое, забарабанили в дверь. Они явились будто бы для того, чтобы взять меня под стражу. Между тем никогда еще приговоренный не дожидался с таким нетерпением, когда же за ним придут. Миг – и я очутился внизу.
Я следовал за ними под дождем. Холодные капли стекали по моей спине, мне было приятнее думать, что именно поэтому меня трясет. Было около пяти утра. На пустынных улицах нам попался лишь ночной дозор. Однако в герцогском дворце несколько окон ярко светились. Было непонятно, то ли свечи в канделябрах горели всю ночь, то ли их зажгли только что. Я гадал, отведена ли мне первая утренняя аудиенция или же я последний и больше король никого не примет. В первом случае это означало, что он, должно быть, проснулся не в лучшем расположении духа, во втором – что у него бессонница. Я отгонял мысль, что это дурной знак.
