Привилегированные особы, находившиеся в постоянном взаимодействии друг с другом, стремились в известном смысле сохранить его, пусть даже это было против их воли. Давление со стороны людей, низших рангом или относительно менее привилегированных, так или иначе побуждало знатных людей к сохранению своих привилегии, и, наоборот, давление сверху побуждало отягощенных им людей к попыткам избавиться от этого бремени, уравняться с первыми, иными словами вынуждало и их вступить в круг конкуренции за статус. Тот, кто имел привилегию участвовать в первом «посещении» или подавать королю рубашку, смотрел свысока и не желал уступить дорогу тому, кто имел лишь привилегию третьего «посещения». Принц не хотел уступать герцогу, герцог — маркизу, и, наконец, все они вместе как «высшая знать» не могли и не хотели уступать дороги тем, кто не имел знатного титула и должен был платить налоги. Одно отношение порождало другое, и так, давлением и встречным давлением, социальный механизм стабилизировался в определенном состоянии равновесия. Именно в этикете зримо для всех выражалось это равновесное состояние. Для каждого вовлеченного в его исполнение человека этикет означал в то же время гарантию иерархически определенного социального существования и его престижа — впрочем, гарантию ненадежную. Ибо из-за тех напряжений, которыми был в то же время пронизан и которыми поддерживался этот социальный механизм, каждый член его непрерывно оставался подвержен атакам, с помощью которых люди, низшие рангом или приблизительно равные рангом и конкурирующие — будь то на основании каких-либо заслуг, будь то по милости короля, будь то, наконец, единственно благодаря искусной тактике, — пытались произвести сдвиги в этикете, а тем самым — в иерархии.
Сдвигов в иерархии, которые бы не нашли себе выражения как сдвиги в этикете, здесь не было. Напротив, малейшее изменение в положении отдельных людей в этикете означало изменение в социальной иерархии двора и придворного общества. А по этой причине, следовательно, каждый индивид был исключительно чувствителен к малейшим изменениям в этом механизме, следил, наблюдая малейшие оттенки, за тем, чтобы сохранялось существующее состояние равновесия рангов, если только сам он не трудился как раз над тем, чтобы изменить его в свою пользу. В этом смысле придворный механизм кружился сам в себе как удивительный perpetuum mobile, питаемый потребностями и напряжением престижа, которые, раз возникнув, постоянно воспроизводились через свою механику конкуренции.
