Маленькие и злые | страница 38

— Гномы, — с ужасом произнес Андрей, — садовые гномы Вилли.

И он был прав.

Дорогу медленно, словно устав от долгого похода, переходила целая армия гномов. В руках они держали топоры, вилы, ножи. Один из них остановился, и Андрей увидел, как вспыхнули двумя яркими искорками его глаза. Рядом загорелась вторая пара, за ней третья, пока машину не окружила тысяча крохотных красноватых искорок. Будто бескрайнее ночное небо зачем-то ожило и опустилось на землю, накрывая Англию, словно огромное бархатное покрывало, усыпанное звездами.

Глория взвизгнула от страха, но было уже поздно. Огоньки мерцали все ближе, небо сжималось, покрывало окутывало все сильнее, пока пара звезд не оказалась в салоне: деревянный лоб пробил боковое стекло. Это был обычный садовый гном — в красной курточке, синих штанишках и с белой лакированной бородой. От него пахло сыростью и размокшей деревяшкой. В руках у него сверкал небольшой, но острый топорик, а лицо было таким, что лучше бы у него вообще не было никакого лица.

[1] В английском языке слово «правильный» (right) звучит и пишется так же, как слово «правый», так что здесь мистер Стоупс соизволил приколоться и выдал антоним слова «правый» в качестве антонима слова «правильный».

Евгений Абрамович

На вторую неделю пребывания в имении Ялины генерала Томаша Пекося учитель Ян Песецкий начал замечать все больше странностей. Поначалу он пытался списать их на свое воображение, но в конце концов убедился в том, что в доме было не все в порядке, хотя Песецкий не мог толком объяснить даже самому себе, что именно его тревожило.

Ялины расположились среди болот западного Полесья и принадлежали Пекосям с прошлого века. Однако само поместье было построено еще раньше, и первыми его владельцами были представители старого шляхетского рода, обедневшего и сгинувшего после неудачного польского восстания 1863 года. Несколько десятилетий имение стояло в запустении, пока там не появились новые владельцы.

Все это учитель узнал по дороге в усадьбу от старого кучера. Сгорбленный, побитый жизнью белорус сидел на козлах впереди, изредка подгоняя тощую лошадку, и рассказывал пассажиру историю здешних мест. Из-под густых усов его торчала хлипкая деревянная трубка, которая еле дымила в сырости и тумане осеннего утра. Повозка, видавший виды тарантас, громко скрипела, раскачиваясь из стороны в сторону, и часто подпрыгивала на ухабах, ямах и колдобинах. Измученный долгой дорогой несчастный учитель держал на коленях один-единственный чемодан со своими скудными пожитками и слушал монотонный монолог кучера. Извозчика он нашел вчера в Березе-Картузской, где остановился на ночлег после долгого переезда на поезде из Вильни, отдав за номер в гостинице едва ли не последние деньги, но так устал, что уже не мог о них думать. Оставшихся только и хватило на плату извозчику. Нанять автомобиль было слишком дорого, да и ни один шофер не погнал бы машину в такую даль и по такой дороге.