Вера надевает высокие резиновые сапоги, берет мешок, фонарь и лопату. Нет предчувствия беды или возмездия. Это не знак, не кара, настигшая через тридцать лет. Просто она плохо его зарыла, в неподходящем месте, в неподходящей земле, и теперь это нужно исправить. Анечке не стоит играть с дедушкиными костями.
Лес обступил ее одинокий дом со всех сторон. Дорога заросла, хотя все еще различима. По ночам воют волки — далеко и в то же время близко. Ухают совы. Одна проносится совсем низко, почти коснувшись крыльями Вериной головы.
Луч фонаря выхватывает из темноты немилые кости.
— Как тебе тут? — спрашивает Вера, вонзая лопату в песок. — Надеюсь, плохо.
А будет еще хуже.
Не так просто отыскать все части в темноте. Если бы он был целым, когда она его закапывала… но он не был. И могила не была аккуратным прямоугольником с ровными краями. Несобранный кровавый пазл, брошенный в наспех вырытую яму. Приходится много ползать, запускать руки в песок. Поднимается ветер. Сосны скрипят. Тьма сгущается вокруг маленького островка света у могилы.
Вера надеется, что нашла все кости или почти все. Она складывает их в мешок, зарывает яму и разравнивает поверхность. Завтра Анечка придет сюда, несмотря на бабушкин запрет — и ничего.
Теперь Верин путь лежит через осиновую рощу на болото. Бродить по нему в темноте — гиблое дело, но Вера и не собирается. Она прекрасно знает, где начинается болото. Знает ту черту, у которой становится опасно. Забравшись на кочку, она кидает мешок с костями в вязкую жижу, потом нагибается и топит его лопатой. Тут еще неглубоко, но осенью будет глубже, а вообще и этого достаточно. Просто притопить. Убрать с внучкиных глаз.
Причудливые тени разбегаются во все стороны от фонаря. Начинается дождь. Вера возвращается на песчаный пятачок и с удовлетворением смотрит, как крупные капли прибивают песок в том месте, где она копала. Завтра будет почти незаметно.
За спиной шуршат кусты.
— Вера-а, — басом рыдает он. — Вера-а, это ты-ы?
Вера холодеет от ужаса.
— Он тебя чует… Глазки сгнили!
Проня не бежит, а еле тащится, как в те разы, когда сгнили ножки. Сначала левая, потом правая. Волочет большой нож с ее кухни, отмечая свой путь на песке.
Глаза мужа затянуты плотными желтоватыми бельмами. Из-под отвисших век льются на морду мутные слезы и смешиваются с дождем.
Вера бросает все на землю, хватает его округлое мясистое тело и трясет.
— Почему так поздно?! — кричит она на весь лес. — Почему?! Что ты задумал, мразь?! Рассвет скоро!
