Сантана прикоснулась пальцами к щеке и вытерла слезы, потом вытерла их на другой щеке.
Круз, тяжело дыша, стоял у нее за спиной. Сантана слышала его глубокие вздохи, но не оборачивалась. Она напряженно думала о своей жизни, о ребенке, о том, что ей довелось пережить, о том, как она боролась за Круза.
"И вот, когда, наконец‑то, я победила — Круз принадлежит мне и можно быть счастливой — все напрасно. Все перевернулось…
Иден не любит своего мужа, Круз не любит меня. Но Иден любит Круза, а Круз любит Иден…
А брак?.. Неужели всему мешает брак? Неужели я напрасно поспешила, вырвав Круза у Иден? Вернее, даже не я вырвала Круза у Иден, она сама сделала выбор. И, как сейчас выяснилось, выбор Иден оказался ошибочным, а страдаем теперь все, но больше всех страдаю я. Я люблю Круза, люблю по сей день. А его сердце принадлежит Иден".
Глаза Сантаны увлажнились, но она едва удержалась, чтобы не разрыдаться.
"Он никогда не увидит моих слез", — подумала Сантана, провела рукой по глазам и попыталась улыбнуться.
Она глянула на свое отражение в темном стекле. Оттуда на нее смотрела несчастная молодая женщина.
Сантана попробовала стряхнуть с себя оцепенение и улыбнулась еще раз. Молодая женщина в темном стекле ответила ей виноватой и растерянной улыбкой. Улыбка получилась такой вымученной, что у Сантаны сжалось сердце.
"Господи, неужели все кончено?"
— Человек, окружив себя вещами, не становится счастливее. — Жизнь двух людей, которые не любят друг друга — настоящая пытка. — Иден отказывается от помощи. — Мейсон Кэпвелл уже знает и про мед, и про пчелок. — Легкие облака похожи на взрывы пушечных снарядов.
Когда СиСи поднялся в спальню, София складывала свое вечернее платье. Она вопросительно взглянула на бывшего мужа.
— Это Мейсон, — коротко сказал СиСи.
— Мейсон?
— Да. Мне пришлось переговорить с ним кое о чем. А что ты делаешь?
София посмотрела в глаза СиСи.
— Давай не будем спорить о том, что я тебе недавно сказала.
— Этого и не нужно делать, ведь я все отлично понимаю, — СиСи остановился в двух шагах от Софии и посмотрел на нее долгим, полным любви взглядом, — твоя болезнь, дорогая, ничего не изменила. И об этом не стоит думать.
— СиСи, я так счастлива, — она уже не складывала, а мяла платье в руках, — я так счастлива, я не вынесла бы твоей жалости.
От этих слов мужчина смутился.
— Дорогая, я только что прочел лекцию своему сыну Мейсону о том, что нельзя упускать в жизни шансы. Когда я ему об этом говорил, то имел в виду нас с тобой — тебя, София, и меня. Гарантии. Ты говоришь, что нет никаких гарантий. А кто имеет какие‑либо гарантии в этой жизни? Знаешь, дорогая, я всю жизнь искал гарантии, всю жизнь подчинял себе людей, окружал себя вещами, предметами… И что? Я стал от этого хоть чуточку счастливее?
