С горячим приветом от Фёклы | страница 41
Я тут же встал в позу. Ну так, заугрюмился:
– Чего это?
– Да того! – Яшка нервно моргнул. – Ржавый с тебя шкуру спустит.
«Пусть только попробует!» – подумал я и тут же решил смотреть на Верку весь вечер не отрываясь.
Хотя, честно говоря, смотреть там было не на что. Верка как Верка. Ну разве что высокая. Она тоже сидела на галерке – прямо напротив нас. Вся такая заоблачная. Хи-хи, ха-ха. Глазами хлопает, сережками звякает. Ну вылитая Верка!
На сцену вышла Ирмандрейна с микрофоном в руке.
«Она, оказывается, еще и певица. С ума сойти можно!»
– Дорогие ребята! – завела Ирмандрейна. – Добро пожаловать в республиканский оздоровительный центр «Пущанская сказка».
Все заулюлюкали. А я просто кивнул. Ну а что? Тут даже компьютерный центр есть. И правда сказка!
Пока Ирмандрейна надрывно вещала о том, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, Гнусик вдруг прижался ко мне и жарко зашептал в ухо:
– Вон Верка! Видишь?
– Да уж догадался. – Я отодвинулся и подтянул плечи повыше. Терпеть не могу, когда кто-то трогает мои уши.
Но Гнусика это не остановило. Он уже чуть ли не в голос стал изливать мне подробности Веркиной биографии.
Всё про нее выложил. И про опекунов из Италии – она же тоже детдомовская, но раз в год ездит к ним на лечение, – и про то, что ей уже двенадцать, и про фамилию. Она, оказывается, Коновалова. Я так удивился. Подумал, как эта заоблачная Верка может быть Коноваловой. А потом она засмеялась, и я понял, что – запросто. Потому что там такой смех! Одним словом – разоблачительный.
– Они с Ржавым в прошлом году встречались, – заговорщицки прошептал Гнусик и вдруг поник: – А потом она его бросила!
«Ну хоть одна хорошая новость!» – подумал я. Но Гнусик тут же всё испортил:
– Это еще не точно! Может, помирятся.
Дальше я его уже не слушал. Потому что увидел, как Ирмандрейна взмахнула рукой и на сцену выплыла Маечка. Она села на стул, а какой-то патлатый в клетчатой рубашке поставил перед ней виолончель.
Я чуть зубы не искрошил от досады.
«Могла бы и меня попросить, а не этого клетчатого».
Но Маечке, видно, и самой было тошно от всех этих клеточек. Она даже глаза закрыла! А потом – РАЗ – и заиграла. Я в музыке, конечно, не настолько силен, но играла она просто невозможно здорово. У меня даже челюсть отвисла. И не только у меня. Даже Верка – и та перестала валить коней своим хохотом. Просто скривилась, как Лимоноедова. Небось из зависти. Больше точно не из-за чего.
А Маечка всё играла. Она размахивала смычком, как фея – волшебной палочкой. Нанизывала на него звуки, растягивала их, будто сливочную помадку, опускала почти до земли и снова подбрасывала вверх. Они рассыпáлись по воздуху, словно шарики сладкого попкорна, и кружились, кружились, кружились.