Золотом сверкают купола на киевской Софии, прекрасны обширные галереи, примыкающие к храму, сквозь которые открываются несравненные по красоте виды на холмы и долины, окружающие Киев.
Сильно разросся Киев к середине XI века.
Трое ворот вели теперь в Киев: одни с севера — отсюда шла дорога на Галич; другие, Лядские, — с юга, из дебрей, и Золотые — с запада.
Главные ворота — Золотые; их называли еще Великими. Это две параллельные стены, соединенные сводом. Над сводом находилась церковь с золоченым куполом. Створки ворот были окованы вызолоченной медью.
Золотые створки, золотой купол…
Когда солнце бросало свои прощальные лучи на купол церкви и скользило вниз по сверкающей плоскости, проезжий и прохожий останавливались в изумлении и долго не могли забыть ослепительной красоты киевских западных ворот.
Слава о прекрасном сооружении шла по всему миру.
Крепкая и многочисленная стража стережет ворота. На ночь они крепко запираются, но лишь подует легкий предрассветный ветерок и птицы загомонят в листве зеленых дубов, что придвинулись к земляному валу, огородившему Киев, — ворота должны раскрыться.
Солнечный луч уже скользнул по белым, прижавшимся друг к другу березкам, позолотил корявую ель, опустившую до земли свои мохнатые лапы, и пополз вверх по стройному стволу тополя. Наступал веселый летний день, а между тем городские стражи до сих пор не раздвигали створок ворот.
Народ все прибывает и прибывает; скрипят колеса, лошади ржут, мычат волы.
Начальник стражи и его помощники спят еще в своей каморе, которая помещается в нижней части воротной башни, слева от въезда.
Широкоплечий молодец, расположившийся на толстом войлоке, постланном на деревянной лавке, проснулся; он знает, что пришло время вставать: солнечный луч прокрался сквозь продолговатое окошечко. Слышит страж и скрип колес и мычание волов. Однако он лежит неподвижно, ждет, покуда не проснется старшой; а тот уперся ногами в нижнюю часть каменного свода, будто прирос могучим телом к лавке и к стене.
Однако шум за воротами все усиливается. Уже достигают ушей воина недовольные возгласы прибывших. Он поднимается и думает: «Разбужу старшого — заругает, не разбужу — еще того больше заругает». И, как назло, все остальные воины, что сторожат воротную башню, тоже спят мертвецким сном.
Подумал, подумал страж и решился:
— Микита, а Микита!
Тот не сразу понял, в чем дело, но вдруг пробудился, вскочил с места и закричал зычным голосом, что пора приниматься за дела, раскрывать ворота.
