— Проходите, не толпитесь. И по порядку на горшочки.
Дети стали входить в комнату. Она была не очень большой, с двумя зашторенными окнами. Вдоль стены на узком деревянном помосте стояли двадцать белых пронумерованных горшков.
— Это какая, вторая? — спросила нянечка, пропуская детей и протянутой рукой касаясь их головок.
— Вторая. — Людмила Львовна вошла и встала напротив помоста. — Садимся спокойно, не мешаем друг другу. Андрей! Сколько раз тебя одёргивать?
Дети, спустив штаны, расселись по горшочкам.
— А что, не все? — Нянечка махнула тряпкой на пустующий горшок.
— Шацкого нет.
Людмила Львовна прислонилась к стене.
Нянечка отжала тряпку над ведром и положила на подоконник.
— Штанишки на коленках. Ниже не спускаем. Не толкаем соседей! Света! Кто не покакает, тот рисовать не пойдёт!
— А я не хочу.
— И я, Людмил Львовн.
— Посидите, посидите. Захочется. Не толкаемся, кому говорю! Кто покакал, тот встаёт.
Дети смолкли. Некоторые начали кряхтеть.
Через несколько минут трое поднялись, подтянули штаны и сошли с помоста. Потом встала девочка, придерживая юбку зубами, натянула трусики.
— Кто покакал, тот не шумит и спускается в зал. Не шумит и не задерживается, Рубцова!
Девочка скрылась за дверью.
Встали ещё несколько детей.
— Так, Алексеев не покакал, он садится снова. — Людмила Львовна подошла и усадила улыбающегося Алексеева. — Пашенко Наташа, ты ещё не хочешь посидеть? Ну, что это за крошка, куда это годится?
Пашенко мотала головой, натягивала колготки:
— Я не могу, Людмила Львовна.
— Ну, беги, ладно. Алексеев, не болтай ногами!
Нянечка унесла ведро.
— Людмила Львовна, а я только пописал.
— Теперь покакай.
— А я не могу. Не могу писать и какать. Я или пописаю, или покакаю.
— Не выдумывай. Сиди.
— А я всё равно не покакаю.
— А ты постарайся.
Встали четверо.
— Тебя что, прослабило? — Людмила Львовна заглянула в горшок Фокина.
— Неа.
— Чего — неа? Вон, понос, жидко совсем. Иди. Руки надо мыть перед едой.
Фокин разбирал запутавшиеся помочи.
— Господи, перекрутил-то! — Вошедшая нянечка стала помогать ему. На горшках остались шестеро.
— Ну как, Алексеев?
Алексеев молча теребил сбившиеся на колени трусы.
Одна из девочек громко кряхтела, уставившись расширенными глазами в потолок.
Бритоголовый мальчик громко выпустил газы.
Людмила Львовна улыбнулась.
— Вот, Алексеев, бери пример с Купченко!
Две девочки встали. Потом встал бритоголовый, потом ещё один. Сосед Алексеева тужился, сцепив перед собой руки.
Людмила Львовна достала из кармана халата часы.
