— Видел, отец мой. Я даже думал о том, сколько сумею заработать, если мне удастся поймать его.
— Во имя неба, не делайте этого, сын мой!
Голос его вдруг взорвался воплем — словно взмолился испуганный зверь, прячущийся под сутаной, и старый священник сник, будто раздавленный собственным криком. Тень на кровати приподнялась и нетерпеливо вздохнула.
8 час. 30 мин.
— Ты выбросил собаку, Малик?
— Да, хозяин. Перед тем как ее выбросить, я, как вы велели, протащил ее за хвост по деревне, а потом взял толстую палку и перебил ей все кости. Голову тоже размозжил.
— Значит, моя обезьяна отомщена как следует.
— Келани, у которого жила собака, похоже, проплакал всю ночь, хозяин.
— Твои братья, Малик, только и умеют, что смеяться да плакать.
Амиго сел на табурет, перед которым стояло ведро воды. Малик взял губку и намылил ее.
— Сколько раз тебе говорить, чтоб ты лучше грел воду? — проворчал Амиго, сунув в ведро два пальца.
— Куска сухого дерева не найти, хозяин. Я никак не мог развести огонь.
— Это что же, я, значит, и кофе не смогу на завтрак выпить?
— Выпьете, хозяин. Я вчера налил горячей воды в термос.
— Да не дери ты мне кожу, свинья. Тихонько три… А что, правда, Малик, будто кровь альбиноса приносит счастье?
— Так говорят, хозяин. Но Кондело давно уже предназначен великому соба Мулали. Нагните голову, хозяин: на шее еще остался черный след от вашего ожерелья… Великий соба очень рассердится, когда узнает, что альбинос сбежал. Очень. Я думаю, Кондело — последний альбинос в наших краях… А теперь, хозяин, поднимите голову и не открывайте ни рта, ни глаз.
Малик ополоснул хозяину лицо.
— Когда я был совсем маленький, — продолжал Малик, — я как-то раз спросил у отца, правда ли, что альбинос тоже человек; отец у меня любил обо всем поразмыслить. И он ответил мне: раз вы, белые, которым известно все, никогда не защищали их, значит, хоть они и выглядят как люди, вы считаете их хуже нас, негров. — Он несколько раз зачерпнул кружкой воды и вылил ее на голову хозяину. — Если бы у Американо были такие волосы, как у вас, хозяин, он был бы счастливейшим из людей. А теперь встаньте.
Амиго встал, слуга же нагнулся и принялся снова намыливать губку. Затем присел на корточки, чтобы вымыть низ хозяйского живота.
— Тихонько, тихонько. Я боюсь щекотки, — сказал Амиго. — Малик, а ты веришь в бога? — неожиданно спросил он.
— Имя, которое я ношу, хозяин, — мусульманское имя. Но все же если по правде, то я частенько хожу в церковь, потому как отец Фидель что-что, а говорить умеет. Он даже как-то раз уговорил меня выбросить последний фетиш нашей семьи. Может, потому я и не могу никак скопить денег, чтоб жениться и…
