Внезапно Кабаланго стало жаль священника. Проснулось чувство, которое холод Европы, казалось, полностью в нем вытравил. Увидев лицо отца Фиделя — а такого наивного, мягкого лица он не видел давно, — Кабаланго почувствовал себя виноватым, сам не зная в чем. И тут же, несмотря на очистительные воды наркотика, затоплявшие нервы, сердце его забилось, ударяя в слабую грудь и напоминая, что болезнь скоро одержит верх. Тень на кровати свернулась было клубком и снова вытянулась.
И небо, наглухо застланное тучами, похожими на черный матрас, и голос, который мог бы принадлежать Христу, всходящему на Голгофу, и приглушенный свет, исторгавший тени из бесчисленных крестов, висевших на стене, и неумолчный шум дождя, извечно приобщающего к жизни неукротимую растительность вокруг деревни, и чье-то незримое присутствие, заставлявшее время от времени поскрипывать кровать…
— Я больше недостоин носить сутану. — Голос священника звучал тяжело и глухо, в нем слышалась таинственная, волнующая вибрация — так прокатывается последняя дробь тамтама по безжалостным джунглям. — Вы здесь чужой, но уже вчера во время мессы вы успели все услышать. Сын мой, я тут ни при чем — это рождается у меня в горле, спускается, словно пылающая жидкость, в низ живота и застывает там комом. И так всегда — с тех пор как я начал понимать различие между полами… А когда я женщин не вижу, мне еще хуже.
«В некотором царстве…» Сколько раз Кабаланго втайне желал, глядя, как звезды поют над изящной, со множеством косичек, головкой его матери, жениться на принцессе, чье сердце столь же необъятно, как и ее царство? Гримасничающая физиономия жалкой старухи, учащенно дышавшей от похоти, возникла перед его глазами, и он услышал ее хриплый, подбадривающий шепот. Это была его первая женщина. Кабаланго наткнулся на нее, когда его впервые выгнали из комнаты. Она согласилась его приютить, но потребовала, чтобы он провел с ней ночь. А через месяц она решила отделаться от него. «Слишком ты устал, мой мальчик», — сказала она в качестве оправдания. Потом были другие — и помоложе, но все — проститутки. И ни одна ни разу не сказала ему, даже в те минуты, когда оба согласно уносились куда-то: «Я люблю тебя». Одна юная студенточка призналась: «Мне хотелось убедиться, что черный мужчина лучше белого». И его принцесса медленно угасала, отравляемая ядом этих мимолетных связей.
— Считается, что священник должен быть чище других…
Почему никогда не рассказывала ему мать о человеке падшем, а потом спасшемся? От чего человек может спасаться? Прежде всего от себе подобных, как, скажем, деревенский альбинос, или от страха, что не сумеет смыть плевки, как капитан Давид, или от самого себя, как этот божий человек, измученный своими желаниями. А сказка помогает найти согласие со звездами, почерпнуть в их сиянии силу и мужество, необходимые, чтобы одолеть пустыню дня. Но какую же сказку нужно сочинить, чтобы те, кто решился взять в руки оружие, научились наконец читать в глубинах неба, проникая взором сквозь световую завесу солнца, предостерегающие письмена, начертанные в звездном мерцании?
