Дети разбитого зеркала. На восток | страница 59



Фран сама не знала, отчего это так. Оружие не могло помочь в её страхах, напротив, его смертоносная сила рождала новые. К тому же, бывало тяжело справиться со смущением, внезапные приступы которого порой овладевали ею на этих занятиях.

Рыжий и рябой Хлай, весёлый и некрасивый, с вечно обветренным ртом и выгоревшими ресницами, с оружием в руках непостижимо преображался. Сила и точность движений, жёсткость и целеустремлённость взгляда говорили уже на другом языке. Тело Хлая, разгорячённое поединком, переставало быть привычным телом товарища, с которым в холодные ночи случается ночевать под одним одеялом. Битва и опасность были его стихией.

Но не её, Фран. Она-то не становилась бесстрашной. И уверенной не становилась. До сих пор ей казалось, что они равны. Теперь она видела разницу.

Нанести удар ей было куда сложнее, чем принять и отразить. Ранить человека, рассечь его кожу... Как-то она перевязала плечо другу. Потом ей приходилось менять повязку и видеть, чувствовать под пальцами стадии заживления раны. Фран волновалась так, что сбивалось дыхание. Плоть была для неё открытием и наваждением. Иные мгновенные впечатления: веерная игра сухожилий чьей-нибудь кисти, рисунок обнажённого предплечья - заставляли вздрагивать и теряться, оборачиваясь откровением неизъяснимой красоты.

И собственное тело тоже перестало быть знакомым и безопасным, по нему бродили новые, загадочные и коварные токи. Всегда можно было ждать подвоха. Всегда.

Вчера она видела Хлая целующимся с молоденькой смуглой гадалкой. Он держал её голову своими ручищами. Девочка так на нём и повисла.

Разрешено ли в монастыре думать о поцелуях?

А ведь ей ничего больше не надо: думать. Не думать она не в силах.

В наступающих сумерках пробиралась она между повозок отдыхающего каравана. Этим вечером Хлая с ней не было. Ну и пусть. Она прислушивалась к звукам вокруг себя, звукам самой жизни. В повозках и палатках под ясным звёздным небом ели, пили, играли, смеялись и зачинали детей.

Из раскрытых дверей гостиницы лился свет и доносилась музыка. От музыки у неё мурашки побежали по коже. Фран потянуло в нагретый воздух переполненного зала.

Так она и знала.

За мгновение до того, как увидеть, она уже знала, что это будет он.

Он что-то наигрывал, словно бы для своего удовольствия, словно бы не его потрёпанная шляпа, опрокинутая, лежала рядом. На длинных белых пальцах блестели дорогие кольца. Рубашка бродяги была свежей и тонкого полотна. Мягкие чистые волосы бросали тень на склонённое лицо.