Некогда было снимать очки и протирать их с обычной для Богдана тщательностью и обстоятельностью. Он просто мазнул ладонью по одному стеклу, по другому — и сквозь оставшиеся на стекле потные разводы сразу увидел своих.
Железный бек был в той же бурке и папахе, что и полгода назад, — ни летняя асланiвская жара, ни зимний стылый воздух Ханбалыка были ему нипочем; сверкающая короста родовых орденов (как глава тейпа, бек носил все боевые награды, когда-либо полученные его прямыми предками по мужской линии), крючковатый нос, высохшее смуглое лицо, все в морщинах, ровно печеное яблоко, и живые глаза, неуклонно глядящие вперед. За руку бек держал — Богдан внутренне ахнул от умиления — свою сильно уменьшенную копию, тоже в папахе и бурке, только совсем юную и без орденов, с таким же носом и такою же смуглостью лица — только без морщин и без бороды, с такими же живыми глазами — только они еще не обладали тем орлиным достоинством, что глаза почтенного старика, а с детским любопытством стреляли по сторонам.
А рядом с беком, на шаг назад, как и полагается воспитанной женщине, с рассеянной, едва уловимой улыбкой на ярких вишневых губах, неподвижно плыла навстречу мужу Фирузе, неся Ангелину-Фереште.
Богдан бросился к ним.
Все было так, как надо, и так, как всегда. Они обнялись; бек притиснул Богдана к панцирю наград, продраил его щеку жесткой бородой.
— Здравствуй, бек. Здравствуй, ата.
— Здравствуй, минфа.
Бек, взяв стальными пальцами Богдана за плечи, чуть отстранил его, всматриваясь в лицо, — и, видимо, остался удовлетворен.
— Возмужал за эти полгода, — одобрительно заключил бек, — возмужал. Видно, правильно живешь… Рад тебя видеть.
— А я-то как рад, — ответил Богдан.
— Это мой старший внук по главной жене[47], Хаким, — проговорил бек. Богдан посмотрел вниз. — Решил внуку столицу показать, раз уж такое дело. Ему уже семь — а когда теперь случай представится…
— Правильно решил, — сказал Богдан и положил руку мальчику на мохнатое плечо его бурки. — Здравствуй, Хаким. Да благословит Господь тебя, твоего деда и всех твоих близких.
— Здравствуйте, драгоценный преждерожденный, — уважительно и с достоинством ответил мальчик; а Богдан мельком подумал, что это очень сообразное сочетание: собственное достоинство и уважение к другим. Одного без другого не бывает. — Да пребудет милость Аллаха над вами и всеми, кто вам дорог.
— Велик Аллах, — завершил бек. — А теперь и с женой поздоровайся. — И, отступив, слегка подтолкнул в спину неотрывно глядящую на мужа Фирузе. Та с готовностью шагнула к мужу. — Ибо сказано в суре «Жены», в аяте тридцать восьмом: «Мужья стоят выше жен, потому что Аллах дал первым преимущество над вторыми, и потому, что они из своих имуществ делают траты на них. Добрые из жен покорны и во время отсутствия мужей бережливы на то, что бережет Аллах; а тех, которые опасны по своему упрямству, вразумляйте, отлучайте от своего ложа и делайте им побои; если же они вам послушны, то не будьте несправедливы в обращении с ними».
