— А вот и ты, драг еч! Мы уж беспокоиться начали. Надо же: воздухолет опоздал. Вот что значит — западные воздушные перевозки, «боинги» всякие. Я вот, например, вовсе не упомню, чтобы наши «емели»[35] или «цянь-лима»[36] когда-нибудь опаздывали… Ну да ладно… Сначала о главном. Позволь тебе представить: мой старинный приятель, чжубу[37] Кай Ли-пэн, я тебе о нем рассказывал. Кай, это — минфа Богдан Рухович Оуянцев-Сю, срединный помощник Управления этического надзора.
— Очень приятно, драгоценный преждерожденный Кай.
— Это такая честь для меня, драгоценный преждерожденный Богдан Рухович…
— Ну что вы! Не надо, не надо, к чему эти лишние церемонии! Мы в Александрии ведем себя проще: одного поклона вполне достаточно.
— Правда, еч Кай, Богдан Рухович — он хоть и минфа, но стремится к суровой простоте, верно, драг еч?
— Совершенная правда. Дела человеческие я всегда почитал важнее слов.
— Ну… да. Ведь сказано: «Благородный муж слушает ушами, но видит сердцем». Надеюсь не разочаровать драгоценного преждерожденного.
— Ну вот и славно… Кстати, драг еч, а чем объясняют задержку воздухолета? Или там у них так принято, чтобы невовремя?
— И мне, Богдан Рухович, признаться, тоже неловко: ведь я служу как раз по путноприимному ведомству, а тут такой вопиющий случай!
— Совершенно не о чем беспокоиться, драгоценный преждерожденный Кай. Ордусские власти к этому не имеют ни малейшего касательства. Даже напротив, можно сказать, они повели себя в высшей степени человеколюбиво, задержав рейс ради нескольких паломников… Да и не в задержке дело. Вышло совершенно чрезвычайное дело. Мне самому трудно поверить, однако же — случилось.
— Да что ж такое, упаси Будда?! То-то я смотрю — ты какой-то бледноватый, еч.
— А случилось то, что на подлете к Улумуци группа иноземных преждерожденных, числом четверо, решила свести счеты с двумя другими гокэ. Прямо в воздухолете. Они накинули на шеи несчастных четки и, как это говорится, терроризировали их… Не хотелось бы, чтобы этот случай стал достоянием каких-нибудь пронырливых представителей средств всенародного оповещения. Я с просьбицею хоть несколько дней попридержать языки за зубами еще в воздухолете, когда человеконарушителей ссадили, обратился ко всем пребывавшим в нашем салоне иноземцам… не ведаю, конечно, как они на самом деле поступят, но — вроде бы обещали. Выйдем на воздух, драг ечи, уж очень долго я просидел взаперти… Нет, не надо никуда звонить, драгоценный преждерожденный Кай, прошу вас. Дело это тонкое, меры уже приняты, а огласка, повторяю, тут вовсе не ко времени.
