«А между прочим, — похолодев от мрачных предчувствий, вспомнил Богдан, — Рива ведь сказала, что этот парень — тоже алжирец…»
Пресвятая Богородица! Что ж это творится на Божьем свете!
Разговор «не местных» между тем, похоже, зашел в тупик. Задававший новым французским свои яростные вопросы коренастый яростно, хрипло дышал, то стягивая четки потуже, то слегка распуская. Сидящие сипели и не даже пытались рыпаться. Их обыскали. И ничего не нашли, как Богдану отчего-то и ожидалось.
Дело было плохо.
— Эль багаж! — вдруг гаркнул тот, что в очках. — Эль багаж, Аллах акбар!
«Как по-русски прозвучала последняя часть фразы, — мельком подумал Богдан. — Вроде в Бога душу… Все ж таки все люди — братья, как ни крути».
Душитель просветленно распрямился и что-то шепнул предполагаемому Ривиному знакомцу на ухо. Тот кивнул.
— Всем оставаться на местах, — сказал он и тут же перевел сказанное на английский. Потом продолжил: — Нам необходимо осмотреть вещевое отделение салона.
«Вот о вреде разобщенности, — подумал Богдан. — У нас вещник один на весь воздухолет. Там этот номер не прошел бы…»
Ближайшего к проходу нового французского коренастый дернул вверх за его узду — тот, взмахнув руками, вослед четкам шатко вскочил. Ривин знакомец, не отнимая бритвы от горла, посторонился. Так, держа за узду сзади, безропотного упитанного — теперь, присмотревшись, Богдан ясно видел, что он не упитанный, а просто-таки жирный, особенно в сравнении с ведшим его жилистым человеконарушителем, — и повели через весь, салон назад, в вещник. И Богдан, и Усманов как по команде обернулись на великобританцев — не кинется ли кто, не дай Бог, на помощь. Нет, только смотрели.
Через десять минут ушедшие вернулись. В ответ на вопросительные взгляды сообщников душитель лишь отрицательно качнул головой.
Ситуация стала совсем глухой.
Ничего не ведающий воздухолет стремительно приближался к Улумуци. До посадки оставалось чуть более получаса.
«Сейчас потребуют изменить курс, чтобы удрать, — подумал Богдан. — А это уже ни в какие ворота… И впрямь кого-нибудь недосчитаемся из них. — Он вздохнул с покорностью судьбе. — Придется разруливать. Только бы в первый момент с перепугу не зарезались… и не придушили тех…»
— Вадих Абдулкарим, — негромко позвал он на пробу. «Если я обознался все-таки, он меня просто не поймет».
Молодой араб понял. Если бы Богдан вдруг ткнул ему в живот стволом ружья — и то, верно, его реакция не могла быть резче. Он дернулся. Глаза его расширились.
