— Да, сэр, я действительно хочу вернуться, но пока не получил на это разрешения. Мне кажется, что, если учесть, как долго и бесцельно я скитаюсь после отъезда из Гента, это разрешение не так уж обязательно.
— Тем не менее, оно обязательно, — сухо возразил полковник.
Эксхем поклонился, ничего не сказав.
— Но я не хочу давать вам это разрешение, Эксхем.
— Приказывайте, полковник!
— Хорошо. Нам всегда нужны способные офицеры, и случай, или, скорее, моя счастливая звезда обеспечила нашу встречу. Вам придется ехать в Париж.
— В Париж? — слова полковника ошеломили Эксхема. — И что я буду там делать?
— Для начала вы должны просто приехать в Париж. Оказавшись на месте, вы получите дальнейшие инструкции. Вполне возможно, что вам скучать там не придется. Вы знаете, что из сотни наших офицеров лишь двое или трое могут пробормотать что-то членораздельное на французском языке?
— Значит, мне придется стать переводчиком? — спросил Джон, постаравшись, чтобы вопрос не показался насмешкой.
— Гм, пожалуй… Но, скорее… В общем, не заставляйте меня говорить то, чего я сам толком не знаю. Пока вы просто едете в Париж. Завтра туда направляется специальный дилижанс, способный очень быстро доставить вас в столицу. В нем будет место для капитана Эксхема. А теперь постарайтесь приятно провести оставшееся у вас свободное время.
Макинтайр оказался великолепным собутыльником. Он шутил, смеялся, старательно избегал говорить о войне и заказывал одну бутылку шампанского за другой.
Выбрав минуту, Эксхем небрежно упомянул имя Роф- ферти. К этому моменту Макинтайр, выпивший, вероятно, больше, чем мог усвоить, сидел с блестящим красным лицом и слезившимися выпученными глазами. Он пробормотал заплетающимся языком:
— Этот мерзавец… Он не сможет ничего рассказать о Ватерлоо, потому что в это время сражался в Лондоне… Что поделаешь… Когда ты вот-вот станешь родственником Веллингтона…
— Вы имеете в виду Маргарет Грирсон? — с трудом произнес Эксхем.
Полковник кивнул.
— Я надеялся, что он достойно скончается от французской пули, но герцог решил иначе, срочно отправив его в Лондон.
Очевидно, в этот момент полковник понял, что сказал больше, чем следует.
Он отодвинул стакан и проворчал:
— Не расспрашивайте меня больше, Эксхем… Эти чертовы французы, когда они не могут свалить нас пулей, отравляют нам мозги и язык своим проклятым шампанским!
Джон сделал незаметный знак мсье Гастону, державшемуся поблизости.
— Мсье Гастон, коньяк «Наполеон» урожая 1806 года!
