— Не дай Бог, — вздохнул Шекспир. — Если уборщик «Глобуса» начнет меня поучать…
— Э-э, батенька, не будьте реакционером!
Шекспир заерзал на сиденье.
— Кем? Что означает это слово?
Ленин положил руку на плечо драматурга.
— Извините, господин Шекспир, я не то имел в виду. Знаете, привык со своими политическими оппонентами не церемониться. Реакционеры — это те, кто не осознает силы новой идеологии. Пролетарская идеология — это как посох слепых, она делает их зрячими и ведет к победе. Вот ваш Лир — он слепой, и Глостер, кажется, был ослеплен…
— Такова их судьба, — вздохнул Шекспир.
— Судьба — это идеализм. Идеология творит судьбы народов.
Вдруг что-то изменилось в мизансцене, разыгрываемой во сне воображением Александра Ивановича. Ленин начал оглядываться по сторонам, заметно нервничая. И продолжительный сон, его выразительные, выпуклые картины начали покрываться рябью. Так бывает, когда к ровному, спокойному плесу реки или озера подходят волны от моторной лодки. Тогда огромность неба, отраженная на глади воды, начинает искривляться, ломаться, и так продолжается до тех пор, пока не утихнет, не уляжется прибойная волна. Дождаться, чтобы сну вернулась ясность и четкость, Александру Ивановичу не удалось.
Ленин вскочил, его контуров, так же, как и Шекспира, коснулась невидимая волна.
Ильич наклонился к драматургу и прошептал, как заговорщик:
— За мной следят. Одолжите ваш парик.
Шекспир растерялся:
— Это имущество трупы, уважаемый…
Ленин будто не слышал. Выхватил парик, надел его задом наперед на лысину.
— Прощайте! Сейчас немцы подадут поезд на Россию, и ни один жандарм не узнает меня. Парик я верну… После победы революции. Прощайте, господин Шекспир!
Сон ломался, разрушался, исчезал, режиссер в последний раз увидел растерянное лицо великого драматурга, что-то вроде щелкнуло, выключилось, перестало существовать; Александр Иванович перекатился со спины на правый бок и проснулся, дыша так, будто только что финишировал после заплыва на сто метров в бассейне, сдавая физкультурные нормы.
За окнами была темень. Александр Иванович нащупал китайский будильник, стоящий рядом на табурете вместе с кружкой воды. Светящиеся стрелки показывали всего лишь начало четвертого.
«Теперь не усну, вот черт, надо же такому примерещиться!»
Александр Иванович почти никогда не запоминал сны, да и были они нечастыми гостями. В основном засыпал, будто падал в пушистую темноту, так и просыпался, выныривая из нее внезапно.
