Работалось Александру комфортно, спектакли, поставленные им, были замечены не только в старой, но и в новой столице, художественный руководитель, Тимур Андреевич Бреза, пробил коллеге звание заслуженного. Именно здесь, в Харькове, Петриченко-Черный женился на актрисе своего театра.
Точнее говоря, в конце концов она дала согласие на брак. Их роман мог тянуться бесконечно долго, хотя Александра не устраивала роль любовника красивой и независимой женщины, которая приходила в его просторную квартиру на несколько часов, несколько дней, а потом оставляла его холостяцкую территорию и возвращалась в свою коммуналку, где ей досталась от покойных родителей огромная, метров сорока, комната, разделенная на две половины утлой перегородкой, и две конфорки одной из трех газовых плит на кухне-вокзале. Но он стоически ждал, не форсируя матримониальные события.
В отличие от Александра, Тамара Томовна уже побывала под венцом. Начинающая актриса не устояла перед чарами тогдашнего премьера, красавца Вахтанга Ерастова, сорокалетнего брюнета, который уже играл Федю Протасова, но мог и Чацкого. Когда Ерастов увидел, что кавалерийской атакой девичьи стены не одолеть, он предложил вдвое младшей Тамаре руку и сердце. Первый год молодожены прожили счастливо — по крайней мере так это выглядело со стороны, а потом все больше стали ощущаться почти незаметные подземные толчки, предвещавшие приближение серьезного катаклизма. Сначала до мелочей внимательный к юной жене, даже предупредительный, нежный в постели, потому что к своему большому удивлению взял ее целомудренной, Вахтанг достаточно быстро превращался в сибарита, требовал не понятного Тамаре, какого-то восточного внимания к своей персоне (в жилах Ерастова бурлила доля грузинской крови), мог бросить почти в лицо непостиранные носки, и хотя потом бурно извинялся, не мог не посеять в душе юной женщины зерен если не разочарования в браке, то какой-то бессознательной настороженности.
Она, выходя замуж, не обращала внимания на репутацию Вахтанга как повесы, волокиты, ей, молодой актрисе, сцена виделась местом священнодействия, а достаточно откровенные разговоры и слухи о том или ином прелюбодеянии считала плодом нездоровой фантазии пожилых актрис, костюмерш, гримёрш, и когда одна из актрис, Басалаева, тридцатилетняя холеная дамочка, жена высокого городского чиновника, с загадочной улыбкой сказала Тамаре в гримуборной, расспросив перед тем, как ей живется в замужестве: «Ну, да… ну твой Вахтанг — боец», она не сразу поняла смысл этой фразы, пропустила ее мимо ушей, подумав, что речь идет о смелом выступлении Ерастова на собрании, где мало кто решался не только на критику — хотя бы на замечание в адрес то ли дирекции, то ли режиссуры.
