— Даёшь слово?
— Даю слово.
— Я хочу, чтобы ты поклялась, что вы все примете мой выбор и отстанете от меня. Принеси Огненную клятву.
— Клянусь, — сказала Акади. — Клянусь Огнём, что, кем бы ни был твой муж, мы примем его как главу клана и будем вести дела с ним, как с равным.
Вспышка пламени подтвердила клятву.
— Так кого же ты выбираешь? Асзара? Лореотиса?
— Зована, — улыбнулась Авелла и толкнула дверь. — Пока.
— Что? Что?! — закричала мама, мгновенно оказавшись рядом с ней. — Ты что, шутишь? Он твой брат!
— Мне ведь не обязательно рожать от него детей. Хотя, может, мне и захочется...
— Авелла! Ты с ума сошла? Он тебя ненавидит! Он всю жизнь тебя ненавидел!
Заглянув матери в глаза, Авелла улыбнулась:
— Ничего-то ты про нас не знаешь, глупая. Он никогда меня не ненавидел. Он ненавидел только себя, тебя и папу. Я ухожу. Свадьба послезавтра. И помни свою клятву.
***
Лореотис всё так же сидел у лечебницы и курил.
— Что, погасить трубку? — спросил он, завидев Авеллу.
— Нет, принеси гортензии.
— Чего? — изумился рыцарь.
— Цветы такие. Гортензии, белые. Росли в саду возле дворца Искара, может, ещё остались.
Лореотис несколько раз моргнул, глядя на юную главу своего клана.
— Что, сейчас?
— Нет, послезавтра. На мою свадьбу.
— О... Так ты выходишь замуж?
— Приходится, — развела руками Авелла.
— И кто этот счастливчик?
Он, кажется, боялся. И Авелла его понимала. Обзавестись столь бесполезной женой для Лореотиса — смерти подобно. Несколько секунд помучив его, Авелла сказала:
— Зован.
Хорошенько подумав, Лореотис негромко рассмеялся:
— Ну, лихо... Что ж, это, наверное, наименьшее зло.
— Ага. Наверное.
— Гортензии?
— Гортензии. Белые!
— Посмотрю, что можно сделать, — пообещал Лореотис и от души затянулся.
— Ты был там? Как они? — спросила Авелла, кивнув на дверь.
— Только что оттуда. Как по мне — прекрасно. Но ты, конечно, сходи.
***
Роды обеих девушек закончились ещё засветло. С тех пор там перебывали все, а теперь было пусто и тихо. Авелла посидела пять минут в палате Тавреси, посмотрела на их с Ямосом крепенького мальчишку. Но там она чувствовала себя лишней: Ямос, Тавреси и их пока безымянный малыш были семьёй, и вокруг них будто невидимый круг очертили.
Попрощавшись, Авелла прошла в соседнюю палату, где в одиночестве лежала Боргента, баюкая на руках малыша. Авелле она улыбнулась от всей души. Скрепя сердце, Авелла подошла ближе, взяла ребёнка на руки. Боргента без колебаний ей это позволила, а Тавреси — так и не решилась.
