Авелла выбежала из дворца, пересекла площадь и, перелетев по воздуху несколько строений, приземлилась возле лечебницы из белого камня.
— Долго бежала, — заметил Лореотис, сидевший с трубкой у входа.
— Тарлинис, вместо того, чтобы говорить по делу, нёс какую-то чушь! — выпалила Авелла; с Лореотисом только она и могла вести себя так, как ей хотелось, быть собой. — Представляешь? Он хочет, чтобы я вышла замуж!
— Ну... Политически — разумно.
— Знаю, что разумно! Но...
— Знаю, что «но». Не выпрыгивай из штанов, я тоже верю, что наш пацан вернётся. Сердце чует.
Авелла, хмурясь, прошлась туда-сюда перед Лореотисом, потом буркнула:
— Я в платье, вообще-то.
— Вот и умница. И кого он тебе сватает?
— Тебя. Или Асзара.
Лореотис закашлялся, поперхнувшись дымом.
— Меня?! Да он ополоумел!
— Вовсе нет. Он просто хочет меня раздавить. Всегда он хочет одного и того же, как я ни стараюсь! Ему нужно, чтобы меня на куски разорвало, чтобы от меня вообще ничего не осталось!
— Но-но, полегче. Мне, конечно, очень лестно, что ты так представляешь наше супружество, однако, смею заверить, на куски я пока ещё никого не порвал, у меня там всё вполне в рамках разумного.
— Тебе весело?! — остановилась Авелла напротив рыцаря.
— Нет, но это не повод перестать шутить. Ты ведь Воздушная! Улыбнись хотя бы, что ли. Твоей улыбки сейчас всем очень не хватает.
Авелла не улыбнулась.
— Трубку погаси, — сказала она. — Огонь запрещён ночью.
— Это приказ главы клана? — спросил Лореотис, спокойно попыхивая трубкой.
— Это приказ регента главы клана Воздуха. Я прекрасно понимаю, что никакого смысла в нём нет. Но пообещала следить за исполнением.
Она подошла к двери.
— Знаешь, малышка, — вздохнул Лореотис, выбивая трубку, — ни к чему хорошему всё это не приведёт. Ты либо совсем прогнёшься, либо начнётся резня. Одно из двух.
— Знаю.
— И на что мы надеемся?
— Ты знаешь.
Толкнув дверь, Авелла вошла в полутёмное помещение. Вытянув руку, зажгла на ней огонёк. Плевать на этот дурацкий запрет. Если бы дракон мог, он бы проник сюда миллионом путей. Случайная искра, солнечный свет, огонь страсти и огонь ненависти, полыхающий в душах. Но он пока не трогал Материк. И всё, что видела Авелла в запрете мамы — очередную попытку ущемить себя.
Зован лежал в палате один. Все пострадавшие в бою с лягушками, големом и драконом уже давно поправились, либо умерли, только брат Авеллы оставался без сознания. Зажили страшные раны, восстановилась обожжённая кожа, но дух не спешил пробуждаться в его теле. И вот, наконец, это случилось.
