— Не приведи Господь, чтобы все это опять повторилось в России! — не в силах сдержать себя, потомственный дворянин Брянчанинов выскочил из-за стола, едва не опрокинув чашку с чаем, а затем трижды истово перекрестился на образ, висящий напротив окна в кабинете.
Вслед за ним, встав из кресел, поторопились осенить себя крестным знамением председатель суда и Климович.
— А вот для этого, собственно, мы и делаем свое дело, — пояснил подполковник. — Каждый по-своему, каждый на своем месте. С божьей помощью да по своему разуменью. И не ради чинов, не ради награды…
— Сообщу доверительно, и только вам, Анатолий Александрович, — генерал понизил голос так, будто кто-то из посторонних способен был слышать их разговор. — Вопрос с господином Ждановым будет решен так, как следует, — то есть в любом случае дело закончится обвинительным приговором. В случае же его оправдания этим составом суда начальник Охранного отделения нынче же подаст соответствующее секретное представление генерал-губернатору. После этого прокурор немедленно опротестует перед Главным военным судом оправдание Жданова, и генерал-губернатор вернет дело к нам на вторичное рассмотрение. А уж тут мы с Евгением Константиновичем подберем таких новых судей, чтобы сомневаться в них не было ни малейшего основания…
* * *
Вопреки ожиданиям и прогнозам широкой общественности, семнадцатого октября того же года на повторном процессе дворянин Владимир Жданов, состоявший до ареста присяжным поверенным при Московской судебной палате, был приговорен к лишению всех прав состояния и к каторжным работам на четыре года.
Срок для российского каторжанина минимальный, но все-таки — срок настоящего заключения, поэтому Щеголев, самый близкий приятель Владимира Анатольевича со времен ссылки в Вологду, смог добиться с ним встречи еще до того, как осужденного «подняли» на этап.
— Здравствуй, Владимир!
— Здравствуй, Павел…
Мужчины трижды, по православному обычаю, расцеловались — и старший надзиратель, который привел Жданова в специальную камеру, предназначенную для подобного рода свиданий, даже не попытался им в этом препятствовать.
— Спасибо, любезный, — поблагодарил его Щеголев.
Вместо ответа сотрудник тюремного ведомства молча кивнул, запер дверь и остался стоять перед ней, не выпуская из поля зрения арестанта и посетителя. Надзиратель был очень рослым, громоздким, физически сильным мужчиной в мундире, с медалями за усердие и с полицейским свистком на шнурке. Не вызывало сомнений, что в случае крайней необходимости он вполне мог бы справиться с любым из обитателей тюрьмы даже при помощи одной только связки тяжелых ключей, постоянно звеневших при всяком его шевелении.
