— Или вот, социал-демократ Михаил Фрунзе, который разыскивался полицией по подозрению в покушении на убийство урядника конно-полицейской стражи, — напомнил Климович. — Причастность Фрунзе к этому преступлению была установлена еще тринадцатого марта, в ходе допроса потерпевшего по делу, которое рассматривалось судом в отношении его соучастника. После чего уголовное дело было возвращено судебным следователям на доработку, а через десять дней и сам Фрунзе был нами арестован. При дополнительном расследовании обоих преступников опознал еще один очевидец, крестьянин Быков. Однако, насколько нам стало известно, теперь политические друзья Фрунзе, оставшиеся на свободе, пытаются обеспечить ему ложное алиби. А боевики из военной организации большевиков так запугали свидетеля, что тот готов уже письменно отказаться от всех своих показаний…
— Черт знает что творится в нашем государстве! — в сердцах отставил чашку Брянчанинов.
— Сейчас что еще, господа… — подполковник Климович невесело усмехнулся. — Пустяки! А вот оглядываясь назад, на прожитое тяжелое лихолетье, как-то даже не верится, откуда брались силы вынести все то, что выпало на нашу долю в эти ужасные «революционные» годы. Это был какой-то сплошной кошмар, что-то необычайно жестокое и, казалось, непреодолимое в своем роковом стихийном движении.
Собеседникам не пришло даже в голову перебивать Евгения Константиновича, и он продолжил:
— Тяжело идти человеку на верную гибель. Но когда знаешь, что, может быть, будешь сегодня жив, а может быть, и нет… когда вокруг тебя валятся друзья и сослуживцы от предательских пуль и бомб «товарищей», когда из-за каждого угла, дерева, окошка, из ночной тьмы на тебя глядит, осклабившись, безобразный призрак смерти… Глядит и сегодня, и завтра, и так годами изо дня в день, — то, право, и названия подыскать этому ужасу, этому постоянному умиранию нет возможности. Говорят, что люди, побывавшие раз-другой в бою, осваиваются с опасностью, что и понятно: там знаешь, откуда и какая тебя смерть может ждать. А тут полная случайность, подчас самая невероятная, нелепая, а в результате — увечья и смерть.
— Да уж, отыскали себе врага «товарищи» революционеры, — поддержал подполковника хозяин кабинета. — Этот враг — городовой, «фараон», как они выражаются. Да! Да, городовой, вчерашний еще деревенский парень, мирно шедший за сохой, потом бравый солдат, потом за восемнадцать рублей с полтиной в месяц днем и ночью не знавший покоя, и под дождем, и на морозе оберегавший нас от воров и разбойников и разве что изредка бравший рублевую взятку. Мне приятель мой, барон Николай Егорович Врангель, рассказывал после декабрьских событий, что во дворе его дома жил околоточный. Самого околоточного на квартире толпа не нашла, только жену. Ее и убили, да, кстати, и двух ее ребятишек. Меньшего, грудного — ударом каблука в темя…
