— Ах, да толку-то что из того, сударь мой? — тяжело вздохнул присяжный поверенный Михаил Мандельштам, от громогласных и негодующих речей которого, как неоднократно писали судебные репортеры, дрожала не только его собственная фигура, но даже скамейки и стены в судах. — Все у них заранее решено было, как бы мы ни старались…
Палата сегодня действительно после недолгого совещания определила: прошение обвиняемого оставить без последствий. И как раз в этом-то не было ничего необычного. Исключением из правила скорее следовало считать те политические дела и процессы, в которых адвокатам удавалось, хотя бы в некоторой степени, облегчить судьбу своих подзащитных или смягчить судебный приговор.
— Да, но как же дело Ременниковой, например? — напомнил Владимир Анатольевич своему коллеге как раз о таком исключительном случае.
Немногим более двух лет назад на процессе по делу Боевой организации эсеров в Петербургском военно-окружном суде присяжный поверенный Мандельштам столь убедительно опроверг обвинение своей подзащитной, построенное лишь на провокации и оговоре, что добился для нее редкого по мягкости приговора: три месяца ареста. В то время как всем остальным подсудимым приговоры были вынесены либо смертные, либо каторжные.
— Во всяком случае, — в очередной раз вздохнул Михаил Львович, — исполнить всегда удается значительно меньше, чем нам бы хотелось… — он немного посторонился возле Спасских ворот, пропуская карету тюремного ведомства, которую сопровождала пара конных жандармов. — Кстати, Владимир Анатольевич, я хотел бы поблагодарить вас за сегодняшнее выступление. После проделанного вами анализа документов, представленных товарищем прокурора, у него было такое выражение физиономии, будто черти ему в панталоны горячих угольев насыпали! Порядочный человек на месте этого господина непременно бы застрелился.
— Ну, где же вы теперь среди них порядочных-то увидите…
На Красной площади коллеги распрощались. Жданову надо было зачем-то пораньше домой, а Михаил Львович собирался сегодня же вечером ехать в столицу, на очередную премьеру к своей знаменитой супруге, драматической актрисе Ольге Голубевой.
— Передавайте от всех нас поклон очаровательной Ольге Александровне! — попросил Жданов.
— Непременно, с большим удовольствием, — улыбнулся в ответ Мандельштам, пожимая протянутую на прощание руку. — И вы тоже кланяйтесь Надежде Николаевне, наши самые искренние пожелания всему вашему дружному семейству!
