— Верно, — согласился он. Это было очевидно, но ее это задело. — Но так было до этого.
Она прищурилась, пытаясь понять его, но безуспешно. — До чего?
До этого. Он упер руки в бока, покачал головой и улыбнулся. Выглядел как будто немного смущенным. Она ошиблась. Этот мужчина был великолепен. Когда он улыбался, то был сногсшибательно красив. Ее соски напряглись и натянули ткань платья. Адам не мог этого не заметить. — До поминальной службы. До того как ты испачкала руки. До того как ты пришла ко мне в душ, черт возьми.
— Тебя так волнует, что я запачкала свои руки?
— Волнует. Ты всегда задаешь столько вопросов?
— Да, — сказала она. — Иногда.
— Вот как, — сказал он.
Луиза наклонилась к нему еще ближе. Она могла только надеяться, что он поймает ее прежде, чем она упадет. — Ты все время это повторяешь.
Он улыбнулся, как будто знал какой то секрет.
Они были так близко, его губы едва касались ее губ. Вся его голое, влажное тело было перед ней, как на ладони. Уже не только ее чулки промокли, а колени дрожали.
— Ты очень красивый мужчина, Адам Эллиот, — сказала она.
Храни его бог, этот мужчина действительно покраснел. — Ты так не думал, когда впервые увидел меня.
— Ты был не в лучшей форме.
— Нет. Не был.
— И ты тоже был от меня не в восторге.
— Верно.
— Мне нравится твоя честность, Адам. Она опустила голову и посмотрела вниз, ну теперь-то он точно от нее в восторге. Даже в экстазе. Он был длинным, толстым и красивым, другая его часть была достойна того, чтобы быть высеченной на камне. Когда она в последний раз видела настоящий, живой пенис? Больше года назад. Ее рот наполнился слюной.
Она снова посмотрела на него, и напряжение усилилось, когда она встретилась с ним взглядом. От синевы в его глазах почти ничего не осталось. Они стали практически черными. — Хм.
— И это все, что ты собираешься сказать? — спросил он.
— Нет. Ей просто необходимо прикоснуться к нему. Не имело значения, где она, в конце концов, получит его всего. Она вновь провела дрожащими пальцами по его челюсти, как тогда на поминальной службе, когда он выглядел таким потерянным. Его кожа становилась все бледнее с каждым произнесенным словом, пока он не стал совсем серым.
Через что он, должно быть, прошел.
Подушечками пальцев она касалась его едва отросшей щетины, пока он стоял совершенно неподвижно. Если не считать того, что на его щеке дергался мускул. — Чего ты ждешь, Адам?
— Чтобы ты сделала первый шаг.
— Я пришла сюда.
— Ну, значит второй.
